Его моя девочка

22
18
20
22
24
26
28
30

– Никит, ты жениться собираешься?

– Нет, мам, нет, – успокоил он её. – Пока точно не собираюсь. Это я так, на перспективу. А вообще, конечно, пошутил.

Она среагировал неожиданно, улыбнулась, заглянула в глаза.

– Познакомишь нас с ней?

Никита даже опешил слегка, потому и повторил:

– Я ж говорю, пошутил.

– Ну, про свадьбу, возможно, – кивнула мама. – Но девушка-то точно есть. Видно же. Вот и сейчас – говорим о ней, а у тебя глаза сияют. И улыбаешься.

Опять улыбается? Ну это как-то само собой получается, он даже не замечает. Он, кажется, вообще ничего не замечает, стоит только подумать о ней.

Глава 28

Лиза даже не сразу поняла, что произошло и почему – мозг отказывался воспринимать, работали только инстинкты, эмоции, пославшие сигнал закричать. Неважно, что, главное закричать. И сначала изо рта вырвалось просто бессмысленное «А-а-а!», но тут же огромная сильная ладонь накрыла лицо, пальцы вдавились в щёки, и Лиза едва не захлебнулась собственным криком, и сердце ухнуло куда-то вниз, и спина покрылась холодным потом.

А ведь до дома оставалось буквально несколько метров – свернуть за угол, пересечь двор, и вот уже родной подъезд. Неужели ей так в него и не зайти? Никогда.

Она отчаянно забилась, попыталась вцепиться в ладонь зубами, но ничего не вышло. Вообще ничего. Её только стиснули ещё сильнее, почти скомкали, словно Лиза была большой тряпичной куклой, и затолкали в салон большой чёрной машины. Но, может, и не чёрной, просто мир вдруг заполнился безысходным мраком. Целиком, до краёв.

«Мамочки! Не хочу! Не хо-чу! Не надо!»

Те же сильные руки вдавили её в заднее сиденье, буквально размазали по нему. И теперь даже не пошевелиться толком, потому что с обеих сторон нажимали два крепких каменных плеча.

Два мужчины рядом, по бокам от неё, один – в водительском кресле и ещё один возле него в пассажирском. Всего четверо. Целых четверо, и у них не только плечи, но и лица каменные, ничего не выражающие – полное равнодушие. Сколько на них не смотри, умоляюще, жалобно, как угодно, они всё равно ничего не почувствуют. Непробиваемые. Только у того, который на месте пассажира лица не видно, глубокий капюшон натянут почти до носа.

Все четверо – огромные. Лиза против таких ничто.

Или это ей опять только кажется? Потому что страшно. Страшно до безумия, до потери сознания, до холода в животе.

Реальность плывёт, теряет чёткие очертания, перед глазами пляшут чёрные мошки, и воздуха не хватает.

Только бы действительно не отключиться, не превратиться в безвольную беззащитную игрушку.

Или наоборот? Лучше вырубиться и больше не очнуться? Не видеть, не слышать, не ощущать.