Апостол Германии Бонифаций, архиепископ Майнцский: просветитель, миссионер, мученик. Житие, переписка. Конец VII – начало VIII века

По своей сути это была, конечно же, миссия сверху, не в последнюю очередь, обусловленная тем, что Карл Мартелл был заинтересован в идеологической основе для империи. Но справедливости ради отметим, что другой способ миссии был в эпоху раннего Средневековья вряд ли возможен, ведь и в эпоху древней Церкви проповедь христианства совершалась фактически лишь в границах Римской империи.

В 723–724 годах Бонифаций полностью отдался миссионерской деятельности в Гессене. Одним из самых действенных методов миссионерства было разрушение языческих капищ и святилищ. Для язычников это стало зримым знаком того, что христианский Бог сильнее и могущественнее языческих богов. Виллибальд очень красочно описывает, как Бонифаций в 723 году срубил в Гессене знаменитый дуб, посвященный местному языческому божеству Донару.

«По их (гессенцев, уверовавших во Христа. – Иг. Е.) совету и с их помощью возмог он в местечке, называемом Гейзмар, в присутствии окруживших его спутников срубить огромный дуб, который у язычников назывался дуб Юпитера. Когда он начал валить дерево с присущей его духу стойкостью, большая толпа язычников сильно проклинала его про себя как врага их богов. Но как только он сделал всего лишь несколько ударов, огромный дуб был сотрясен Божественным дыханием и низринулся на землю с разбитой кроной, и как будто бы силой высшего мановения рассыпался на множество частей, и взорам присутствовавших представилось четыре огромных куска одинаковой величины, хотя стоявшие вокруг братия не приложили к этому никакого труда. Когда это увидели язычники, которые прежде поносили все, что им проповедовалось, они преобразились, оставили свои прежние грехи, прославили Бога и уверовали в Него. После этого святой епископ, посоветовавшись с братиями, воздвиг из древесины этого дуба дом молитвы и освятил его в честь святого апостола Петра»[100].

Вокруг деревянного храма апостола Петра, находящегося поблизости от франкской крепости Фритцлар, возник впоследствии монастырь. В непродолжительное время Бонифаций основал еще два монашеских общежития – в Аменебурге и Ордруфе, а также несколько церквей южнее Готы, в Северной Тюрингии.

Бонифаций практиковал, как уже говорилось, массовые крещения, которым в лучшем случае предшествовало самое общее наставление в христианской вере. В этом смысле он полностью вписывается в ряд других христианских миссионеров, своих современников, а также последующих за ним, имевших дело с обращением в христианство целых народов.

Крещение гессенцев в основном было закончено к 724 году, и Бонифаций поручил дальнейшую просветительскую работу своим ученикам. «Его деятельность как христианского миссионера в строгом смысле этого слова, – отмечает Шифер, – достигла тем самым высшей точки своего развития, он устранил последний закрытый остров язычества в империи франков. <…> Но все-таки особое достижение Бонифация заключалось не столько в том, что он посеял это семя, сколько в том, что он его возрастил»[101]. Епископу-миссионеру и его последователям предстояла еще долгая и напряженная борьба за очищение церковной жизни от наслоений языческих обрядов и суеверий, за насаждение христианских начал и укрепление нравственности в народе, а также за установление канонического строя.

О своей деятельности в Тюрингии и Гессене Бонифаций сообщал в 724 и 726 годах папе Григорию II, прося при этом его советов и наставлений. К сожалению, от этой переписки сохранились только ответы папы.

Судя по ответу папы, первое письмо Бонифация, датируемое 724 годом, содержало сообщение о разногласиях с местным епископом – вероятнее всего, речь шла об убитом впоследствии во время одного из походов епископе Герольде Майнцском. Подобное столкновение ориентированного на Рим епископа-англосакса с представителем старой церковной организации было, скорее всего, неизбежным.

В ответ на это сообщение Григорий II пишет следующее: «А что касается того епископа, который доселе по причине некоторого упущения не проповедовал у этого народа Слово Божие, а теперь предъявляет свои права на эту область, как относящуюся к его епархии, то я направил патрицию Карлу, нашему великому сыну, отцовское послание, в котором советовал указать сему епископу подобающее ему место. Мы держимся того мнения, что он (Карл Мартелл. – Иг. Е.) укажет ему оставить его претензии. Сам же ты, удастся ли ему это или нет, не преставай проповедовать то, что потребно для спасения»[102].

Судя по всему, папское послание возымело должное действие, поскольку в ближайшее время уже ничего не было слышно о каких-либо трениях между Бонифацием и местными епископами.

Письмо 726 года, написанное папой Григорием II в ответ на послание святителя Бонифация, показывает, с какими проблемами должен был столкнуться епископ-миссионер при непосредственном осуществлении своей миссии, и в то же время являет собой замечательный образец пастырского послания, дошедшего до нас из глубины «темных веков», затрагивающего и разрешающего насущные вопросы пастырства и душепопечения.

Поскольку это письмо имеет большое церковно-историческое значение и в своем роде очень показательно, мы позволим себе привести из него достаточно обширную цитату.

«В этом послании ты присовокупил несколько вопросов, спрашивая, как поступает в тех или иных случаях наша Святая Апостольская Римская Церковь на практике и что содержит в учении. Это совершенно правильно, так как блаженный апостол Петр является началом и апостольства, и епископства.

Итак, в начале был предложен вопрос, в какой степени кровного родства можно заключать брачные союзы. Мы говорим на это, что, хотя правильнее было бы, чтобы родственники – поскольку они знают о своем родстве – не дерзали на заключение таких союзов, но так как нам больше нравится умеренность, чем строгость взыскания, особенно в отношении такого варварского народа, то должно допустить, чтобы они вступали в брак после четвертой степени родства.

Ежели ты далее предложишь вопрос, что должен делать супруг, в случае если его жена по причине болезни не может исполнять свой супружеский долг, то было бы хорошо, если бы он пребыл так и прилежал бы таким образом воздержанию; но поскольку на это способен только муж великий, то кто не может властвовать собой, пускай лучше женится еще раз. Но, во всяком случае, он не должен лишать ее содержания, если только действительно болезнь препятствует ей в исполнении ее супружеских обязанностей, а не постыдное прегрешение делает его невозможным.

Что же касается того священника, на которого жалуется народ, то, ежели нет надежных свидетелей, которые могут подтвердить истинность предъявленного обвинения, пусть всякий священник на основании своей присяги будет отпущен без осуждения, но он должен привести в качестве свидетелей своей чистоты и невиновности того, кому все известно и открыто, и так да пребывает в своем прежнем положении.

Касательно человека, над которым епископом была совершена конфирмация[103]: да не повторяется над ним это действие.

При принесении Бескровной Жертвы следует обращать внимание на то, что Господь наш Иисус Христос преподал Своим святым ученикам. А именно, Он взял одну чашу и дал ее им со словами: Сия чаша есть Новый Завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание (1 Кор. 11, 25). Этому отнюдь не сообразно, если на престол во время совершения мессы ставят две или три чаши.

Ты вопрошал об идоложертвенных яствах, можно ли от них вкушать, если верующие осенят их знамением животворящего креста. В качестве ответа довольно будет того, что сказал блаженный апостол Павел: Если кто скажет вам: это идоложертвенное, – то не ешьте ради того, кто объявил вам, и ради совести (1 Кор. 10, 28).

Далее ты вопрошал, если отец или мать отдали своего сына или свою дочь уже в детские годы за монастырские стены для жительства по монашеским уставам, имеют ли они право по достижении зрелости выйти из монастыря и вступить в брак. Этого мы всячески избегаем, поскольку это грех, чтобы дети, посвященные родителями Богу, давали волю своим страстям.