Выбив окно, вороний клубок вылетел наружу, под дождь, и поднялся к крыше Гаррет-Кроу. Ветер затрепал перья и хвосты. Свет далеких фонарей блеснул в десятках черных глаз.
— Карраа Кррау… — раздалось карканье из глубины вороньей тучи, и та распалась, превратившись в обычную птичью стаю. Из нее выпала женщина.
Удар.
Темнота.
Клара лежала в грязи пустыря. Ее руки и ноги были сломаны во многих местах, кости кое-где даже пробили кожу. Платье намокло от крови и дождя. Багровая лужа растекалась вокруг головы.
— Я ухожу, мама… — прохрипела она и умерла.
А потом вновь открыла глаза. Кости ее вернулись на свои места, кровь перестала течь изо всех ран, кроме прокушенной губы…
Без сил, не понимая, почему она до сих пор жива, Клара Кроу поползла по грязи к двери дома…
— Я ухожу, мама…
Глава 8. Гость поневоле
Рэммора Кэндл спускалась по широкой банковской лестнице и спотыкалась. И спотыкалась она даже чаще обычного, а все оттого, что каблук на одной из туфелек сломался — и так не вовремя (как будто это когда-то происходит вовремя!). Ко всему прочему Рэммору одолевало слишком сильное волнение, ее тело слишком болело, слишком много всего произошло…
Для нее все это было просто… слишком!
От головы ведьмы все еще поднимался дым. Ее волосы в некоторых местах неаккуратно топорщились, криво обрезанные так, будто она сама взяла ножницы и решила что-то подправить в прическе. Что ж, так и было. Она кое-что
Немногим больше пятнадцати минут назад Рэммора вывалилась на пол из камина в своем флигеле. Чтобы описать ее в тот миг, лучше всего подошло бы два слова: «Какой кошмар!» Она обожгла локти, испачкала и разорвала платье, шляпка, едва держась, висела на последней булавке. Ведьма сломала руку, но самой ей казалось, что у нее переломано все тело. А еще из груди лез гадкий кашель, полный сажи.
Рэммора выплюнула клуб дыма, облако пыли и кровь со слюной. Неизвестно, каким чудом она доползла до столика с вязанием и взяла оттуда ножницы. С остервенением и болью ведьма отрезала все катушки ниток, которые были вплетены в ее волосы, не заботясь о стрижке. И стоило только последней катушке отлететь в сторону, как она потеряла сознание.
Очнулась Рэммора здесь же, на полу своего флигеля, спустя всего пару минут. Больше у нее ничего не было сломано, раны и ожоги зажили, выбитые суставы вправились. Ведьма поднялась и огляделась.
Камин горел. За окном шел дождь. Сама она стояла в огромном пятне сажи, которое соединялось с камином широкой черной полосой, оставленной на полу ее же собственным телом.
«Как все-таки хорошо, что я не живу в доме, — подумала Рэммора. — Это было бы не лучшее появление из камина гостиной. Эффектное — да, но не лучшее. Вывалиться под ноги разъяренной Корделии… Нет уж!»
Все тело по-прежнему болело, но сквозь боль ощущалось и кое-что новое. В голове поселилось теплое мягкое спокойствие, смешанное с легким предвкушением чего-то приятного, как бывает, когда излечился от долгой болезни, но еще не до конца осознаешь это. Кровь в венах словно оттаяла и потекла с новой силой, согревая ее вечно мерзнущие руки, ноги и губы. А еще Рэмморе невероятно захотелось кофе и имбирного печенья. Захотелось больше, чем сигарету. И еще выйти под дождь. И снять чертовы туфли, чтобы ощутить пол под ногами. И открыть ставни, чтобы ветер поселился в волосах…
Не веря своему счастью, Рэммора зажмурилась и томно потянулась. Она вернулась. Ее силы снова были с ней.