Обещание

— Очевидно, это «ставит под сомнение реальность „я“ для мира и обращается к квантовой эпохе, предполагая нестабильную взаимосвязь между энергией и массой», — прочитал Итан описание, которое нашел в Интернете.

— Именно это я и собирался сказать, — отозвался Дэн. Некоторое время они стояли, уставившись на скульптуру. Ветер шелестел в камышах на берегу реки. — Хотя прямо сейчас, должен сказать, мой желудок предполагает нестабильную связь между голодом и обедом. Может, поищем что-нибудь перекусить?

Они уселись на скамейке неподалеку и достали пакеты с сэндвичами. Итан рассказывал Дэну новости из своего мира. За эти каникулы он ходил в кино с парой приятелей, Зои водила его, брата и сестру в боулинг и на скалодром, и они навещали родителей Дэна на воскресном обеде. Дэн, который стал тонко чувствовать атмосферу в семье брата, словно человеческий сейсмометр, предупреждающий об эмоциональных потрясениях, ощутил осторожное удовлетворение. «Все это звучало довольно неплохо», — подумал он. Зои выводила всех на улицу, они веселились вместе, а не хандрили. Как нормальная семья.

Рассказав новости, Итан отвлекся, когда у него на телефоне раздалась серия звуковых сигналов, и он уставился в экран, читая сообщения и тихонько посмеиваясь.

— С кем это ты болтаешь? — поинтересовался Дэн через минуту, когда выяснилось, что от него отказались в пользу каких-то цифровых приколов.

— Ой, извини, дядя Дэн. Просто с другом, — отозвался Итан, его большие пальцы стремительно двигались по экрану, набирая ответ. Было что-то радостное и открытое в его лице, когда он прочитал еще одно сообщение и снова рассмеялся. — Я отправил ему несколько фотографий, которые сделал, и он… Мы болтаем о них.

Дэн снова уставился на скульптуру Гормли, а племянник рассказывал о своей общественной жизни. С этого угла человека в облаке фигур видно не было; была странная загадка в том, что он одновременно был невидим, но все же существовал. «Точно так же, как до сих пор — Лидия», — подумал он и скривился, осознав, как быстро его мысли возвращаются к ней. По правде говоря, он много думал о ней с тех пор, как они пообедали в пабе. Все так запуталось, поскольку они с Лидией много болтали, и он понял, что… что ж, если быть честным с самим собой, он понял, что она ему нравится. Ладно, он ею увлечен. Не то чтобы между ними что-то могло произойти, когда у них с Патриком уже были отношения и перед ними маячило целое минное поле предыстории. Это было немыслимо. В любом случае было что-то жалкое в том, чтобы цепляться за бывшую женщину Патрика. Будто он пытался доказать свою точку зрения или что-то в этом роде?

(Он пытается что-то доказать? Была ли это его неудачная попытка мести после того, что Патрик сказал ему во время их последнего вечера?) «Не думай об этом, Дэн». Он не думал об этом. О боже, но внезапно стало невозможно ни о чем думать связно, упорядочить свои мысли в каком-либо разумном формате. Все, что он знал — это то, что ему понравилось беседовать с Лидией. Что она была хорошенькой и забавной. Что у нее были крошечные красивые веснушки, и скрипящие сапоги, и длинные изящные пальцы. Даже ушки у нее были очаровательные, как он заметил в какой-то момент, когда она заправила за них волосы. Как маленькие, идеальные раковины. Но он с тоской напомнил себе, что вообще не должен замечать эти вещи. Не должен думать о ней иначе, как…

— Дядя Дэн! Я спрашиваю: могу я теперь открыть чипсы?

— Да, конечно. — Боже, он совсем отключился. — Извини, задумался.

— Я понял. Надо было стащить твои «Мальтизерс»[35], — сказал Итан. Он сунул в рот пригоршню чипсов и захрустел. — Когда я так выглядел, папа всегда спрашивал: «Ну и как ее зовут?»

Дэн чуть не подавился сэндвичем. Неужели у него все написано на лице?

— Ну… — выдавил он, но Итан продолжал говорить.

— У меня не хватало духу сказать ему, что я предпочитаю парней, — сказал он с ломким смехом. — Старый добрый па. Всегда с предположениями.

Дэн с трудом проглотил остаток хлеба. Стоп. Правильно ли он расслышал? Неужели Итан только что хладнокровно бросил в разговор гигантскую бомбу? Черт возьми. Он лихорадочно думал, зная, что все, что он скажет дальше, должно быть совершенно правильным: поддерживать, принимать и любить. Он даже почувствовал прилив гордости. Итан доверял ему, понял он. Он доверил ему эту большую, важную новость.

— Как думаешь, твой отец знал о твоих чувствах? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал небрежно. — Насчет… того, что ты предпочитаешь мальчиков, я имею в виду.

Он рискнул взглянуть на племянника и увидел, что Итан смотрит на реку, выглядя на удивление невозмутимым.

— Нет, — ответил он. Ветер взметнул прядь его рыжеватых волос, а затем снова опустил ее. — Мама знает, но я просил ее не говорить. Я думаю, он бы во мне разочаровался.

Лишь слегка напряженная линия рта выдавала тот факт, что Итан был совсем не таким беспечным, каким хотел казаться. Дэну до боли захотелось обнять его. Он действительно ощутил боль в собственной груди. Должен ли он обнять его?

— Он мог бы удивиться, — вместо этого мягко сказал Дэн. Он не хотел, чтобы объятия прервали идущий своим чередом разговор. — И ему, наверное, потребовалось бы немного времени, чтобы осмыслить эту идею, но я знаю, что он не разочаровался бы в тебе. Определенно нет. Он тобой гордился, И.