Любовь и проклятие камня

22
18
20
22
24
26
28
30

«На ней мозоли от меча… старые мозоли, которые уже никогда не сойдут», — подумала женщина.

— Вам … нельзя вставать, — глубокий голос нарушил молчание. Соджун видимо понял, что от нее он так ничего и не услышит. Она даже головы не подняла. Даже одним глазком не взглянула. Замерла, словно кролик перед тигром. Видно только, как дрожат ресницы.

— Я… я устала лежать, — едва слышно произнесла она.

— Все равно сидеть вы сейчас не сможете.

— Отпустите… меня… пожалуйста, — прозвучало глухо.

Соджун смотрел на макушку, а женщина опять попыталась освободиться из его рук, поведя плечом.

Мужчина вздохнул, но ладонь со спины послушно убрал. Елень сидела молча, головы все так же не поднимала. Он сидел так близко. Рукава его ханбока касались ее рук. Гыткым все так же маячил перед глазами, а она не знала, как из комнаты прогнать хозяина дома.

— Сонъи! Долго еще толочь? — вдруг раздался голос Хванге за окном.

Елень вздрогнула, резко обернулась к окну, и прежде, чем поняла это, стала заваливаться на бок. Прямо на Соджуна. Тот ее подхватил. Она, выставив вперед забинтованные по пальцы руки, пыталась оттолкнуть его от себя.

— Мама! — крикнула за спиной Соджуна Сонъи. — Вы очнулись?!

Мужчина уложил Елень обратно на одеяло и отошел. Дочь подскочила к матери, та поцеловала ее несколько раз, обняв. На крики сестры в комнату заглянул Хванге.

— Мама! — крикнул радостно мальчуган и бросился к ней. В этот момент, обнимая своих — живых! — детей, женщина чувствовала себя абсолютно счастливой. Кошмар, что случился с ними в конюшне, был позади.

— Сонъи, — позвал тихо Соджун, девочка в тот час оторвалась от матери, встала, вытерла слезы и поклонилась ему.

— Да, господин.

— Сонъи, не давай маме вставать, — проговорил он, выходя из комнаты, — доктор Хван сказал, что она должна лежать.

— Да, господин, я поняла, — проговорила та, кланяясь, — благодарю вас, господин Ким.

Соджун, не глядя на Елень, вышел. Сонъи тут же бросилась к матери. Та гладила по тугой косе дочь, заглядывала в ясные глаза Хванге и нарадоваться не могла.

— Живы, птенчики мои, — шептала она. И руки, обнимавшие детей, уже не казались такими тяжелыми и непослушными. Им — рукам — тоже было в радость.

Присутствие Гаыль удивило Елень. Сонъи с Хванге на пару, перебивая друг друга, рассказали об их спасении. Рассказали даже, как господин капитан вернул маму с того света. Елень молчала. Она плохо помнила это. Последнее яркое воспоминание о конюшне — зверские глаза солдата и раскаленный прут. Все остальное как в тумане или дурном сне… Значит, он все-таки вытащил ее и детей из черного рабства. Даже Гаыль забрал. Значит, сдержал слово.

«Это ничего не меняет, совсем ничего»,— подвела итог Елень для себя.