— Так у вас с отцом доверительные отношения? — осторожно поинтересовалась я, разглядывая каменные узоры в проемах арок.
— Он достойный человек, и я не мог бы желать лучшего.
— А если бы вы вдруг узнали о нем что-то?
— Что, к примеру? — На лбу Омода пролегла вертикальная черточка.
— Ну, к примеру, что он вам не так близок, как вы думали?
— О чем вы, миледи?
— Я имела в виду, что ваш отец — иноземец. И, быть может, это в какой-то степени… разделяет вас.
Лицо Омода разгладилось.
— Ах, это. Нет, миледи, происхождение его высочества ничуть не служит преградой меж нами. Напротив, я считаю, что это расширяет мое видение в управлении.
Я подхватила немного снега из арки и принялась лепить из него.
— Что вы делаете? — с любопытством спросил Омод.
— Ваш портрет, сир.
— Мой портрет? — приподнял брови он. — Вы представляете меня таким же бледным, холодным и с носом-картошкой?
— Напротив. — Я повернула к нему свое творение. — Я представляю вас таким же блистательным, твердым в решениях и обладающим светлым умом.
— Тогда не хватает еще короны, — заметил Омод, снимая с руки шнурок-браслет и осторожно устанавливая на голову снежному двойнику. — Теперь точная копия. Жаль, проживет он недолго.
От этих слов мои пальцы непроизвольно сжались, и снег раскрошился.
— Не говорите так, — быстро произнесла я, схватив его за запястье.
Омод удивленно на меня посмотрел.
— Я просто сказал первую глупость, которая пришла мне в голову, миледи.
— Вы проживете еще очень-очень долго, — торопливо продолжила я, глядя в бледное лицо со впалыми щеками в обрамлении вороха черных скрученных на морозе прядей. — И увидите своих сыновей, внуков и даже правнуков. Я знала одного рыцаря по имени Альбрехт. Это возможно — у него были правнуки.