Длань Одиночества

22
18
20
22
24
26
28
30

— Попахивает предрассудками, — обиженно фыркнул Шок. — Значит, если я псих, подонок, неуравновешенный маньяк и убийца, это значит, что я могу вот так запросто съесть свою жену?

— Что-то вроде того, — сдержано согласился Никас.

Ему Элен преподнесла самую чистую, самую приятную на вид посуду. Это была мятая железная кружка, от которой кто-то умудрился откусить.

Никас принюхался к содержимому.

«Я ведь неуязвим, так?».

— А вот и нет! — возмутился Шок. — Я люблю ее настолько, что скорее начну с себя. Я как-то раз обглодал себе пальцы. Но ее никогда не обижу! Мы вместе, сколько я себя помню, и всегда она была рядом. Только тепло, поддержка, понимание и забота. Неважно, что со мной происходило. Я мог плескаться в приливах вдохновения или ранить спину о камни разочарования. Элен всегда была рядом…

Художник всхлипнул. Жена нежно терлась о его плечо.

— Хотите посмотреть наши фотографии с медового месяца? — оживился Шок. — Мать, принеси!

Через минуту Аркас уже разглядывал старые, но любовно хранимые снимки.

— Хм-м-м-м, — он отхлебнул из кружки. На вкус было как смесь вареного носка и лайма. — Но здесь везде только рвота крупным планом… А, нет. Вот чей-то сфинктер.

— Помнишь, а? — Шок локтем подталкивал жену. — Ох, и оторвались мы тогда!

Элен мечтательно клокотала.

Никас отложил снимки. В дальней части зала, он увидел тяжелые железные двери. Ими недавно пользовались, потому что иней на старой фурнитуре был потревожен, а лед — сколот.

Журналист поднялся на ноги.

Швыркая «чаем», он подошел к сведенным створкам и внимательно прислушался к тому, что происходило с другой стороны. Разумеется, он слышал в основном галдеж за спиной (кроме того, Трепет гонял пустую утку по земле), но…

«Чинк-чонк. Скри-и-ип. Чинк-чонк».

— Да, Мастер, нам туда!

Аркас вздрогнул и обернулся.

— Мы уже стучали, — Шок валялся на вшивом тряпье, сосредоточенно скребя в промежности. — Поднимается эта штуковина долго, но на это есть причины. Сами увидите.

— Они живут очень глубоко, — объяснил Роман. — Я сам сначала думал, что это посторонний шум. Можешь пока вздремнуть, отец.