Длань Одиночества

Она повозилась, мурлыкая и раскачиваясь. Потом легла, положив пятки на колени Аркаса. Это было приятно. Журналист смотрел, как на них плывут звезды. Одинокая планета бороздила пустоту вечного космоса. О чем мы болтаем? — подумал он, удивляясь самому себе. Сидим тут как познакомившиеся в интернете одиночки среднего возраста и пытаемся понять, стоит ли тратить друг на друга время. Я должен был спросить у нее для чего нужно терзать Многомирье.

И он уже открыл рот, но тут Максиме выгнула грудь, ее лохмотья серых оттенков, расползлись, и Никас увидел темные соски. Они, однако, ненадолго захватили его внимание. Логово Одиночества стыло там, где должно было биться сердце. Окаменевшие ткани и татуировки обрамляли глубокую рану, в которой медленно, вразнобой с носителем, дышала темная страсть. Аркас видел, как маленькие волны накатывают на кожу.

Настолько острое желание сбежать, спрятаться, замкнутся, Аркас еще не испытывал. Оно было моментальным и непреодолимым. Одиночество не замечало его, дремлющее в живой колыбели. Не смотря на это, сидеть рядом не было сил.

— Подожди, — шептал Аркас. — Значит, ты хранишь его. Служишь как сейф. Это ждало и меня? Девел говорил…

Максиме громко расхохоталась. И почти сразу закашлялась. Сильно, со рвотными спазмами, задыхаясь и всхлипывая. Одиночество взглянуло на внешний мир из груди женщины. Та подскочила на скамье, вершиной ее силуэта стал острый, дергающийся подбородок. По подбородку потекла черная слюна. Глаза выкатились и остекленели, стали неживыми. Смуглая кожа покрылась капельками мутного пота.

Никас мог только беспомощно наблюдать.

— Максиме! — позвал он. — Что это такое?! Борись с этим! Я никогда тебя не брошу, слышишь? Я приду за тобой!

Одиночество заскрежетало в ответ.

— Лучше бы я была придумана, Аркас. Лучше бы мне быть только фантазией…

Глава 12

— Мой милый.

Темная Ирония гладила голову Никаса, нежно придерживая затылок.

— Потерпи еще немного.

Никас не отвечал. Он спал и видел странные сны. Ирония аккуратно опустила его голову, и осмотрела сочащиеся раны. Их пытались перевязать, но человеческую кровь не удержать фантазией. Ирония запустила тонкую руку в кожистый карман на животе, в недра своей сущности, и вытащила туго свернутую штанинину от брюк. Если б Аркас был в сознании, он легко узнал бы эти брюки.

Распоров ткань костяным ножом Максиме, Ирония надежно стянула раны Никаса неровными лентами. Он потерял уже очень много крови. Достаточно, чтобы умереть самому и обречь остальных.

Но Ирония слишком ценила свое время, что бы все ее труды оказались напрасны из-за уловок Пророка.

— Живи, Никас Аркас, — светло-синие губы коснулись бледного лба. — Многомирье должно уцелеть. Максиме не понимает, что борьба прекрасна сама по себе. Она должна продолжаться. Неважно, кто защищается, а кто нападает. Неважно кто погибнет, а кто останется. Из зла прорастет ветвь милосердия. А дорога добрых намерений приведет в темнейшую ночь. Это цикл бесконечен и свят. Ты должен защитить его от гибельной философии Максиме. Она должна умереть!

Внутри грудной клетки Никаса черная лапа схватила сердце, которое перестало биться минуту назад. Схватила и сжала, наполняя целебной злобой. Человек выгнулся, земли касались только его затылок и пятки.

— Задышал! — воскликнула Котожрица сквозь слезы. — Клянусь фантазией, ты жив!

Она подползла к человеку, не вставая с колен. Не в силах помочь ему, Котожрица молилась пушистым богам несколько часов.