Немилосердная

— Не надо, это хорошая идея. Он куда более ловкий политик, чем ты, пусть даже и не дворянин в прямом значении этого слова.

Профессор Лайалл спрятал улыбку и без единого слова живенько вышел в ночь, нахлобучив на голову цилиндр и едва коснувшись его полей в знак прощания с леди Маккон.

— Очень хорошо, — проворчал граф, — тогда я займусь местными отщепенцами. Всегда есть шанс, что это кто-то из них. А ты — ты оставайся здесь и носа не высовывай.

— С той же вероятностью можешь рассчитывать, что вампир станет принимать солнечные ванны. Я намерена нанести визит лорду Акелдаме. Он кормчий, и потому все это следует обсудить с ним. Полагаю, и с деваном тоже. Будь добр, пошли кого-нибудь узнать, не сможет ли граф Высшеубойный посетить нынче вечером кормчего.

Полагая, что Алексия не станет скакать по комнате, пока будет выслушивать сплетни, о количестве которых, естественно, позаботится лорд Акелдама, граф не стал больше протестовать. Он без особой злости выругался и согласился на ее просьбу, отправив к девану специального агента Хавербинка. Однако лорд Маккон настоял, что приступит к собственному расследованию, только лично сопроводив жену к лорду Акелдаме.

* * *

— Алексия, лепешечка моя, что вы делаете в Лондоне в этот прекрасный вечер? Разве вы не должны лежать в постели, наслаждаясь романтикой легкой болезни?

В кои-то веки леди Маккон не была настроена наслаждаться цветистыми выражениями, слетающими с уст древнего вампира.

— Да, но случилось нечто весьма неприятное.

— Дорогуша, до чего же это увлекательно! Прошу, садитесь и расскажите обо всем старому дядюшке Акелдаме. Чаю?

— Конечно. И, кстати, должна вас предупредить, что пригласила еще и девана. Потому что это касается общего благополучия.

— Что ж, если вы настаиваете. Но, дражайший цветочек, до чего же отвратительно думать, что его усищи бросят тень на чисто выбритое великолепие моего жилища.

Поговаривали, будто лорд Акелдама настаивает, чтобы все его трутни обходились без кошмарной опушки верхней губы. Древний вампир однажды даже чуть не лишился чувств, неожиданно встретив в собственном коридоре усача. Бакенбарды разрешались лишь умеренных размеров, да и то лишь потому, что в настоящее время были в большом фаворе у самых модных лондонских джентльменов. При этом ухоженность от них требовалась не меньшая, чем у фигурно выстриженных кустов Хэмптон-Корта.

Алексия со вздохом уселась в одно из великолепных кресел лорда Акелдамы. Всегда внимательный Бутс метнулся к ней с пуфиком, на который она возложила пульсирующую от боли лодыжку.

Лорд Акелдама строго взглянул на Бутса — помеху приватности предстоящей беседы.

— Ах, Бутс, славный мой мальчик, пожалуйста, освободи эту комнату, хорошо? И, кстати, принеси мой разрушитель гармонического слухового резонанса, он на туалетном столике рядом с французским вербеновым кремом для рук. Это будет очень славно.

Бутс, великолепный в своем зеленом, как трава, бархатном сюртуке, кивнул и испарился, чтобы через короткое время явиться вновь, толкая перед собой чайный столик, тяжело груженный разнообразными деликатесами, с которыми соседствовал маленький, ощетинившийся острыми стрежнями приборчик.

— Пожелаете что-нибудь еще, милорд?

— Нет, Бутс, спасибо.

Бутс с готовностью переключил свое внимание на леди Маккон.

— Миледи?