Я всё ещё не мог понять, зачем такая прелюдия, и когда услышал слово «отец», меня снова ошпарило как кипятком.
– Мама моя пела в опере. До отца. И хотела, чтобы её сын, с хорошим слухом и природным обаянием, с чёткой дикцией и феноменальной памятью (я сходу запоминал наизусть стихи и поэмы), посвятил себя сцене. В любой ипостаси. Но мой отец запретил заниматься творчеством и жене, и сыну.
В этот момент Эрнест Хрисанфович улыбнулся. Я робко ответил. Робко – потому что его улыбка показалась мне грустной, и я гадал, что она значит: радость воспоминания или боль.
– А на флоте, на том корабле, где я прослужил много лет, меня звали «маэстро».
Лицо Эрнеста Хрисанфовича опять осветилось улыбкой. Я улыбнулся смелее.
– У нас был свой театр, и раз в месяц мы давали концерт. Я и пел, и читал, и играл, и даже танцевал. То румынский танец, то венгерский, то польский, то других народностей – всё зависело от темы представлений. И сценарий выступлений писал сам, и режиссировал, сам учил движения национальных танцев по учебникам хореографии. Из-за этого мне поручали организацию похорон личного состава и ветеранов… Но не в этом суть, – в этот момент Эрнест Хрисанфович опустил голову, и его счастливое лицо сменила маска печали. – И моя мать, Царствие ей Небесное, и я всегда пытались угодить отцу…
В этот момент в гримёрку вошёл Женя – как образцовый дисциплинированный артист он всегда приходил на спектакль раньше положенного. Эрнест Хрисанфович не успел договорить предложение, выразив мне главную суть своей мысли.
– Привет, Хрисанфыч! Я смотрю, на границе никого? – складывал пакет и сумку на стул, с которого только что поднялся вахтёр, и начиная расстёгивать пальто, говорил бойко Женя.
– Там меня замещают. Не надо! Всё под контролем.
– Хрисанфыч, поговорим ещё… – начал я, не зная, правда, точную тему для разговора.
– Конечно, Вико! Ты только помни одно, нельзя вечно жить, доказывая кому-то что-то… Понимаешь? – Эрнест Хрисанфович договаривал уже в коридоре.
– Как можно! – переобуваясь, подсмеивался Женя. – С глаз долой – из сердца вон!
– Хорошо, я понял! – выкрикнул я из гримёрки, где мне преградил путь Женя.
– А что ты понял? Чего он? – продолжая переодеваться, не умолкал Женя.
– Вообще-то я мало что понял… – признался я.
– Пошли в буфет, – мы пошли.
34
– Так чего он? Это что? – Женя указал на пачку таблеток в моих руках, которые я вынул из кармана и сжал в кулаке.
– Это таблетки… Не знаю, что он хотел мне сказать, но…
– Я вижу, твои?
ebooksa