Когда сил плакать у тёти Таи уже не было, мне удалось разъяснить ей, кем был этот Арнольд. Старушка начала его клясть, на чём стоял свет. Удивительно, но мне очень хотелось посмотреть на этого человека. Потом мы оговорили некоторые моменты, связанные с похоронами Симы. За эвтаназию кошки и её эвакуацию из дома до хранилища тётя Тая заплатила. А что касается остальных действий, связанных с мёртвой кошкой, то я уговорил ее сделать следующее. Кремировать. Приобрести недорогую урну, чтобы забирать прах не в мешке. А ехать до их крематория и обратно тётя Тая согласилась на такси.
Воспротестовала она, только когда зашёл разговор о кремации. Тётя Тая решительно настаивала, чтобы кремировали одну Симу, а не в общей куче других животных. Это было дороже, но ей очень хотелось получить прах своей Симы, чтобы было над чем поплакать.
Приняв окончательное решение о выборе ритуальных услуг, тётя Тая направилась к себе звонить по круглосуточному номеру похоронной конторы.
30
Не успел я проводить соседку и начать разбирать на кухне сумку, вытащив оттуда только блины шефа театрального кафе, как раздался звонок на сотовый. Звонил Женя. Я назвал ему точный адрес и попросил, чтобы он не звонил в дверь, а тихо постучал.
Я проверил, как спит отец. Налил в турку воду для чая. Достал из духовки газовой плиты сковороду, чтобы подогреть блины. И, как только собрался покурить в форточку, услышал тихий, но частый стук в дверь.
Открыв дверь, увидел дрожащего от холода с покрасневшим лицом Женю в чёрном драповом полупальто с поднятым воротом, обмотанным поверх шарфом. Он так замёрз – разве что зубами не лязгал. Женя был без шапки, но его волосы так наэлектризовались, словно он только что снял вязанку. Он пронзительно всматривался мне в глаза, почему-то горделиво запрокинув голову. Брови его были сдвинуты, отчего его фирменный и без того глубокий взгляд был философски надменен. Я предложил Жене пройти на кухню, не раздеваясь. Там горела конфорка, и было теплее.
От еды Женя отказался сразу и наотрез, а чашку горячего чая попросил. Я поставил на огонь турку с водой.
– Так это и есть то окно кухни отца, на которое мы ходим смотреть всю нашу жизнь… – от натянутой улыбки замёрзшие Женины щёки словно потрескались.
Я невольно взглянул на окно. Вспомнилось множество прогулок с друзьями и без, которые проходили под окнами этой квартиры. Словно зарифмованными следами я ходил от дома к театру и обратно, гуляя по родному городу до окон квартиры отца. Женя смотрел в темноту. Что-то сказал про современные пластиковые и полимерные оконные рамы с многообразием цветовых решений.
– Что же всё-таки случилось с отцом? Почему ты сорвался?..
– Что-то с сердцем… Или сосудами… Точно не знаю. Никто не знает. Он болен, но… Ты меня ошарашил вопросом… Позвонив мне в театр, ему резко стало плохо. Вызвали «скорую»… Хм… Как мне вы на дороге.
Я курил, наливал чай, садился за стол рядом с Женей, снова курил, снова кипятил в турке воду и опять заваривал чай. За окном была кромешная темнота. В распахнутую форточку нашей кухни подвывал ветер, вытягивая клубы сигаретного дыма. Мы разговаривали о прошлом и настоящем. Я боялся только, что Женя задаст вопрос о будущем…
И Женя как-будто бы это чувствовал. И начал почему-то о Софии Ефимовне Борне.
31
О симпатии Жени к своему педагогу, а в будущем и коллеге знали все работники театра, включая билетёров. И замечали, что она взаимна. Но о том, какие страдания испытывал Женя, молодой мальчишка, без опыта и представления о настоящих отношениях, я и не знал. Он описывал свои ухаживания и знаки внимания к актрисе, а я понимал, как Женя видел искреннюю, непорочную любовь мужчины к женщине. Хотя на некоторых свиданиях он напоминал, скорее, опытнейшего соблазнителя и искусителя женского сердца. Но по-настоящему судьбоносным в их отношениях оказались годы нашей службы в армии.
Пройдя творческий конкурс в литературном институте, он решил не продолжать учёбу в этом вузе. Женя совершенствовал свой слог, ведя любовную переписку с Софией Ефимовной. Но после Жениной демобилизации и возвращения в театр их отношения скрепились и в работе. Им не удалось сыграть любовников на сцене, тогда как вне её и по-другому о них и не говорили. Роль вечно влюблённого Пьеро он доиграл до конца её дней. Но, что меня особенно поразило в Жениной исповеди, так это клятва, что интимной связи у них с Борне никогда не было.
Потом друг сказал что-то про моего старого отца. А на словах, что и его родители развелись, когда Женя едва начал говорить, я наконец перестроился на новую поднятую им тему. Сбивали с мысли фразы, что я молодец и настоящий сын своего отца и что я правильно сделал, прибежав к отцу вот так, стремглав, всё бросив, по первому зову.
Женя, говоря почти без остановки, немного охрип. Он уже говорил тише, медленнее, губы его сохли, а глаза раз от раза наполнялись слёзами. Настроение его повествования менялось. Женя выглядел уставшим, погрустневшим, удручённым волнующими размышлениями. Казалось, ему недоставало словарного запаса, чтобы точнее выразить свои мысли. Местами его монолог выглядел, как самобичевание. Женя, казалось, нарочно стыдил себя передо мной.
Женины родители не были мужем и женой. Их семьи и они сами решили играть свадьбу после родов. Но незадолго до предполагаемой даты рождения ребёнка они ссорятся и расстаются. Семья Жениной мамы, прямо как шекспировские Капулетти, настаивает на расторжении всяческих отношений с семьёй его отца. По закону ребёнок, родившийся вне брака и без установления отцовства, попадает под опеку матери. Объявившийся предполагаемый отец обязан доказать своё право считаться таковым через суд.
ebooksa