– Вот уже два дня такая тоска на меня напала, что места себе не нахожу, – говорил в это время Луговкин.
– А ты поменьше вспоминай свою деревню, – сказал ему Бабагельды.
– И я ему это же говорю, – поддакнул и Андурсов.
– А что вы здесь делаете?
– Наблюдаем за жизнью, – печально вздохнув, ответил Луговкин.
* * *
Возвратившись с тактических занятий, солдаты в казармах приводили в порядок свое оружие и вещи. Бабагельды уже второй раз складывал свою накидку, которая никак не укладывалась в нужный размер. В это время к нему подошел Луговкин, который уже управился и поставил на место в оружейной комнате автомат.
– Бабагельды, помнишь, когда мы были в карантине, у нас кто-то сбежал, сказав, что соскучился по матери?
– Васильченко вроде бы, – вспомнил Бабагельды.
– Ну да, красавчик такой, он еще на девушку был похож. Я его не помню… – тихим голосом, что было не похоже на него, протянул Луговкин.
– Что понимаешь? – удивленно спросил Бабагельды, словно хотел услышать от него потрясающую новость.
– Понимаю, почему он сбежал… От тоски сбежал. Я тоже, чувствую, долго не выдержу. Ничего поделать с собой не могу, домой тянет…
– Ну, это ты зря себя так настраиваешь. Не один ты из дома уехал. Многие о доме скучают, но таких разговоров я ни от кого не слышал, – убежденно сказал Бабагельды.
– Ты прямо в один голос с Андурсовым-вторым поешь. А мне кажется, попади я сейчас в город, так мне сразу легче станет и тоска пропадет…
Бабагельды задумался, а потом показал рукой на комнату, где что-то писал лейтенант Буйнов.
– Пойди, к лейтенанту сходи. Возможно, он тебя поймет.
– Думаешь, поймет? – колебался Луговкин.
– Думаю поймет. Он ведь Буйнов.
– Но ведь сегодня увольнений нет…
– Ну и что, наша рота сегодня не дежурит. Помнишь, один раз так Зенова отпустили в увольнение?