Чабан успел остановить уже готовый сорваться выстрел. Как некогда, он поднял Алабай, положил на испуганного ишака и повез в стан.
Крепко, как овцу, связал путами, обматал мешковиной морду, и кончиком ножа выковырял застрявшие в теле дробинки. Раскаленной до красна железкой прижег раны. И снова Алабай лежала обессиленная, едва поднимая морду, тянулась к плошке с едой. Поправившись, она оказалась хромой – передняя лапа плохо сгибалась.
VII
День был ясный, морозный. Снег, лежавший уже несколько дней, ослепительно сверкал. Редкие облака, казалось, вмерзли в небо.
Чабан еще накануне уехал в село. Алабай сама проводила его. Она бежала за ним, пока хозяин не остановил верблюда, не слез и, ласково потрепав собаку за остатки ушей, не указал туда, где осталось стадо. Алабай покорно побежала исполнять свою службу. Она была удовлетворена – так они прощались всякий раз, как пастух отправлялся в село.
К вечеру поднялся ветерок. Погода стала меняться. Облака ожили, задвигались. Скрылось солнце.
Постепенно все небо закрылось одним сплошным облаком, стремительно падающим на землю.
Алабай заскулила, чуя надвигающуюся беду, закрутилась возле подпаска, который закутавшись в мохнатый бараний тулуп, дремал, сидя на ишаке. Резким окриком он прогнал собаку. Будь тут пастух, он бы ее понял, собрал бы тотчас овец и погнал к загону пережидать непогоду. Но мальчишка не глядел ни на собаку, ни на темнеющее небо, а все глубже зарывался носом в теплый мех.
Пахнущий снегом ветер стал крепчать. Когда подпасок, наконец, опомнился, его охватила паника. Озябшие овцы замерли было на месте, и вдруг лавиной устремились вниз по склону, гонимые пронизывающим ветром. Подпасок и Алабай пытались вернуть стадо, но овцы уже не слышали, не видели и не чувствовали ничего, кроме страха и холода.
Алабай не заметила, как в кружении снега и ветра исчез куда-то подпасок и другие собаки. Она не отставала от стада. Отчаянно бросившись вперед, она обогнала овец, подбежала к вожаку с колокольцем на шее, громким лаем попыталась заставить его остановиться. Обычно безропотно подчинявшиеся ей овцы не обратили на Алабай внимания. Она едва успела увернуться от обезумевшего шквала несущегося без оглядки стада. Оно могло растоптать сейчас все, что попадается на его пути.
Алабай ничего не оставалось, как бежать за этими безумными, пытаясь хоть бы держать их в куче. Отставшие потеряются, погибнут…
Лишь перед самым рассветом унялся ветер. Алабай выбилась из сил, но ей не пришлось заставлять овец остановиться. Утомленные паническим бегом, они легли на снег. У них будто подкосились ноги.
Все утихло вокруг. Взошло солнце. Снова засверкал снег. Застыли в небе облака. Будто и не было этой безумной ночи.
До самого полудня ни одна овца не шелохнулась. Солнце уже катилось книзу, когда стадо разбрелось по ближайшей луговине в поисках пищи.
Алабай услышала гул на вершине холма. Увидела машину-вездеход и почувствовала запах незнакомых людей., но это не остановило ее. Она подбежала к вышедшим из машины людям, скуля закрутилась возле них, просила о помощи. Люди поняли: один остался на холме, другой остался.
Вкоре снова показалась машина, и Алабай опрометью кинулась навстречу.
Чабан на ходу открыл дверцу:
– Алабай!
VIII
Отгоняя от стада шакала, Алабай так увлеклась, что убежала за дальние холмы. Когда она вернулась, чабан встретил ее бранью. Алабай поняла: по ее вине случилась беда. Чабан приволок и бросил ей ягненка с перегрызанным горлом.