Сарыбай, главный пес при стаде нового хозяина, встретил Алабай неприветливо. Но не трогал ее, то ли остерегался пастуха, то ли считал недостойным связываться с такой мелкотой. Так было до поры до времени…
Чабан, как обычно, слил в большую собачью миску остатки супа. Взрослые собаки, которых опекал Сарыбай, тут же жадно урча принялись за обед. Сарыбай, со свойственной ему степенностью, пообедав, отошел в сторону (он не любил смешиваться с толпой долго) и прилег, положив голову на лапы. Сквозь прищуренные веки он наблюдал за суетой.
Алабай в это время тщетно пыталась играть со степной черепашкой. Она подбежала к ней вприпрыжку, весело виляя обрубком хвоста, осторожно трогала лапой, тыкала носом. Но все было напрасно.
Черепашка не хотела играть и пряталась в панцирь.
Наконец, Алабай это надоело. Поняв, что игра не получится и, бросив на черепашку последний взгляд, она оставила ее в покое. Чем бы заняться? Тут Алабай увидела сгрудившихся у миски собак и бегом припустилась к ним. По пути она заметила, что Сарыбай злобно оскалил зубы и услышала, как он предупреждающе зарычал. Но по щенячьему легкомыслию Алабай не придала этому значения и сходу сунула морду в миску с супом. Попробовать-то суп она успела, а получить удовольствие от еды ей не удалось. Сарыбай, которого беззастенчивый щенок привел в ярость, мгновенно вскочил и одним прыжком достал Алабай. Не погрози чабан своей палкой, неизвестно чем кончился бы конфликт.
Палка в руках хозяина и его резкий окрик заставили Сарыбая выпустить жертву. Он угрюмо понурился и с обиженным видом отошел в сторону. Другие собаки тоже разбежались. А Алабай, притихнув, наблюдала за тем, что происходило вокруг. За хозяином, занятым стряпней, за Сарыбаем, который ушел в дальний конец отары, за ишаком, у которого седло сползло со спины на живот. Ишак с шумом втягивал ноздрями воздух и громко вопил… Не найдя в этих привычных картинах ничего примечательного, Алабай снова сунула свой ободранный в трепке нос в миску с объедками.
“Кажется, она решительностью и вправду пойдет в мать», – думал чабан, краем глаза следя за собакой. Расщедрившись, он кончиком своего огромного ножа подцепил из кипящего казана кость с мясом и протянул Алабай.
II
С того весеннего дня Алабай решила держаться в одиночку, а чабан при кормежке стал выделять ей особую долю.
Суслики были забыты. Теперь Алабай выслеживала лис, которых на Бадхызских холмах немало, и училась следить за стадом.
Обычно овцы мерно растекались по склону. Собаки подгоняли отстающих или отбившихся в сторону, а когда все было спокойно, лениво лежали в траве, выбрав удобные точки обзора.
Как-то утром Алабай, набегавшись за лисами, дремала, вполглаза наблюдая за овцами. Внезапно ровный овал стада разом лопнул, растекся, овцы заметались, заблеяли. Алабай насторожилась, вскочила. На расстоянии голоса от нее в густой траве мелькнул острый хребет цвета золы. Залаяли собаки. Пастух поднял палку и покрутил ею над головой – дал им команду “к бою».
Резкими прыжками Алабай обогнала трусившего впереди Сарыбая. Тот счел, что стыдно отставать от щенка и тоже прибавил скорость.
Собаки почти догнали огромного зверя, когда их рычанье и лай заставили врага резко обернуться и броситься на преследующих.
Сарыбай метнул в сторону. Остальные собаки рассыпались по склону, как воробьиная стая. Алабай оказалась один на один с противником. Без раздумий она оттолкнулась посильнее задними лапами и бросилась вперед на это огромное, несуразное, невиданное прежде чудовище… Сарыбай опомнился и тоже кинулся на врага.
Подбежавший чабан выстрелом отогнал непроәшенного гостя.
Но Алабай не могла подняться. Брюхо, которое во время схватки словно обожгло огнем, нестерпимо болело. Собака не знала, что вступила в единоборство с редким в этих местах кабаном.
Чабан осторожно поднял собаку на руки и отнес в стан. По радио он вызвал ветеринара, который зашил Алабай распоротое кабаньим клыком брюхо. Вечером чабан сел на ишака и, осторожно держа на руках собаку, повез ее в село.
III
В селе Алабай уложили в сарайчике на мягкую подстилку. Несколько дней она не в силах была подняться. Когда одолевал голод, собака вяло совала нос в миску с размоченным в молоке хлебом, которую ставила хозяйка. Дни проходили для Алабай не то в полусне, не то в полуяви, она словно вслушивалась в борьбу, происходившую в ее теле.
ebooksa