Алабай поджала лапы, опустила голову. ей стало стыдно. Это была работа волка.
Еще одну овцу чабан застал живой и сам прирезал ее. Обдирая овцу, он через плечо бросил взгляд на сидевшую в стороне собаку и ему показалось, что он видит в ее глазах слезы.
Он не заметил, как Алабай ушла. Она обогнула стадо и направилась по волчьим следам.
Волк догрызал последнюю косточку ягненка, которого ему удалось унести. Завидев бегущую собаку, он бросил ягненка и приготовился к схватке. Полная ярости Алабай, что есть сил оттолкнулась от земли и бросилась на врага. Волк встал на дыбы, не собираясь уступать. Сытый, сильный, он острыми клыками рвал собаку. Алабай поняла, что не выстоит, пятясь назад, прижалась спиной к крутому выступу. Клубами поднималась вверх серая пыль. Яростное глухое рычание оборвалось пронзительным воем волка. Он рванулся, еще надеясь спастись. Но было поздно, челюсти Алабай сжали его глотку. Хлынула кровь, заливая Алабай глаза.
Алабай разжала челюсти, предоставив волку возможность умирать. Гнев ее утих. Дело было сделано.
Обессиленная, она лежала рядом с поверженным врагом. И вдруг почувствовала его странно встревоживший ее взгляд – жалобный, укоряющий. Чуть приподняв голову последним усилием, волк попытался заскулить.
Заскулила и Алабай. Закружилась вокруг распростертого в пыли окровавленного тела. Забыв о своих ранах, забыв о только что владевшей ею смертельной злобе, она обнюхивала и лизала волка. Родной щенячий запах пробивался сквозь запах крови.
…Через несколько дней чабан нашел под крутым уступом мертвую собаку. Рядом с перегрызанным горлом и оскаленной пастью, в которую набилась серая пыль, лежал волк с белым, похожим на заплатку, пятном на левом боку…
ДЕРЕВНЯ НА БЕРЕГУ ОЗЕРА
I
Деревушка, к которой мы подходили ранним весенним утром, казалось небольшой, дворов десять-пятнадцать. Она то прямо пряталась за холмами, то вновь возникала, прорисовываясь темными пятнами домов сквозь мглистый туман.
Было холодно. Ветер зябко прохаживался по молодому ежику травы, и она пригибалась под его незримой тяжестью.
В Москве, откуда мы выехали, деревья уже покрылись листвой. А здесь чувствовался север. Только кое-где на кустах, росших в низинах, набухли почки, проклюнулись зеленые язычки листьев.
И все-таки в воздухе и во всей окружающей природе веяло весной. О ней щебетали на разные голоса птицы, о ней журчали сбегающие к озеру ручьи. И сама земля, казалось, вздыхала от переизбытка сил, накопленных за долгие месяцы бездействия.
Взобравшись на верхушку очередного холма, Саша, шедший впереди меня, остановился.
– Смотри!
Вначале я увидел лошадь, которая лениво помахивая хвостом, время от времени наклонялась и схватывала мягкими губами траву. Что в ней привлекало Сашу? Но тут я понял, что он имел в виду деревушку. Она лежала перед нами, как на ладони: отсюда, сверху, хорошо просматривались все ее дома и дворы.
У крайней избы женщина развешивала на веревке выстиранное белье. Ветер-озорник задувал ее и без того короткое платье. Увидев нас, она сконфузилась, бросила белье и таз и стала придерживать подол. Проходя мимо, мы поздоровались. Она ответила и тут же спросила, открыт ли магазин в соседнем селе, через которое мы проходили. Вопрос показался мне наивным, потому что даже в таких отдаленных от больших городов деревушках магазины не открываются так рано.