Бабагельды не узнал себя: так изменилось его лицо в военной форме. Пропала детская одутловатость щек, лицо осунулось, даже как-то посуровело. С фотографии на него смотрело лицо настоящего солдата.
Когда окончился срок карантина, для большинства парней перевод в части, в которых они должны продолжать свою службу, ничего не изменил. В одну роту попали братья Андурсовы, Бабагельды – всего одиннадцать человек из их карантинной роты. В этой же роте остался и лейтенант Буйнов. Поэтому в новом коллективе они не чувствовали себя совсем чужими. За короткий “карантинный срок» ребята успели привыкнуть и по своему привязаться к нему.
Построив вновь прибывших, невысокий, круглолицый младший сержант Филев сказал:
– Это ты, оказывается, один из сорока человек за свою жизнь испугался? – Бахтияров, не зная что ответить, тяжело дышал и смотрел в потолок.
– Ты хоть понимаешь, что позоришь звание десантника? – продолжал наступать Филев. – Придется тебе объяснить, кто такие десантники, я тебя так погоняю, что в следующий раз на учениях ты будешь первым прыгать, и учти, что даже без парашюта, – распалялся все больше Филев. Решив, что разговор зашел далеко, сержант Фролов подошел к Филеву и, обняв его за плечи, как бы успокаивая, сказал ребятам:
– Давайте, хлопцы, расходитесь, занимайтесь своими делами, – и ушел вместе с Филевым. Но Филев не успокоился на этом и, обернувшись, крикнул:
– Придется завтра тебя на половинный паек посадить. Нечего зря хлеб переводить. Как только станешь настоящим десантником, так и паек полный получишь.
После этого разговора некоторые “старики» стали в шутку называть Бахтиярова “Половинкиным», но ребята, пришедшие вместе с ним из “ карантина», этого прозвища не приняли. Зная, как он переживает, они были уверены, что в следующий раз на учениях Бахтиярова не удастся удержать в самолете, даже заковав в цепи.
Стараясь не нарушать строя, солдаты цепочкой бежали по глинистой дороге. Бабагельды вспомнил, как один шутник из их села рассказывал о своей армейской службе: “Командиры в армии как думают? Лишь бы солдат делом был занят, в как все переделает, то пусть побегает».
В карантине было тоже немало кроссов. Но пока никто из молодых не бегал на десять и пятнадцать километров. Это было одним из первых серьезных испытаний на выносливость. Бежать становилось все труднее. Глотки пересохли. Хотелось напиться ледяной воды. Пот выступил вначале на спине, потом темные пятна появились на плечах и груди.
Бабагельды бежал, словно волок за собой какую-то тяжесть, временами оглядываясь назад: “Интересно, а как другие?». И каждый раз видел, как старались его товарищи не отстать от группы. Они взглядами спрашивали друг у друга: “Ну как?» – “Бежим!» – безмолвно отвечали глаза. Впереди Бабагельды видел мокрую от пота спину Луговкина. Шея у него заметно вытянулась вперед, и казалось, что он сейчас встрепенется, махнет крыльями и полетит, как птица.
Когда приказали надеть противогазы, бежать стало еще труднее. Не хватало воздуха, стали задыхаться. На стекле противогаза у Бабагельды появилось мокрое пятнышко. Но дорогу пока еще можно было видеть. Он подбадривал себя: “Другим ведь не лучше. Терпи, Бабагельды, терпи, уже немного осталось”. Ему вспомнился случай, который произошел на днях. Перед отбоем Бабагельды вместе с товарищами сидели в коптерке и пришивали подворотнички к гимнастеркам. Как раз в это время пришел к нему его земляк, Саша Бородин, принес газету, где была статья “Подвиг ротного парторга». В ней рассказывалось о Герое Советского Союза Айдогды Тахирове. Оказывается, они служат в дивизии, в которой раньше служил Тахиров, только в другом полку, но все равно имя героя звучит на каждой поверке: “Гвардии рядовой Айдогды Тахиров!» – “Я!» – отвечает за него солдат, а следом: Гвардии рядовой, Герой Советского Союза Айдогды Тахиров погиб в боях за Родину…».
От этих воспоминаний Бабагельды почувствовал прилив новых сил. Но через несколько минут стекло противогаза совсем запотело. Он уже ничего не видел перед собой и в любой момент мог упасть. А рота, не снижала темпа, продолжала двигаться вперед.
Бабагельды, вытянув руку перед собой, наткнулся на чье-то плечо. Под его рукой плечо дернулось, и руку убрали, и зацепили за край вещевого мешка, висевшего за спиной. Бабагельды не мог понять, кто это, но обрадовался, что его поняли и не дадут упасть. Он так и держался за вещмешок до конца марш-броска.
Когда все остановились и сняли противогазы, он увидел, что бежал рядом с сержантом Фроловым.
– Ну как, все в порядке? – приветливо спросил сержант, вытирая пот с лица.
– Да. Спасибо, товарищ сержант. Я просто ослеп в этом противогазе.
– Я так и подумал. Вначале-то ты хорошо бежал. Нужно посмотреть твой противогаз, когда вернемся, – сказал сержант и похлопал его по плечу.
Радуясь, что вместе со всеми благополучно добрался до финиша, устроился под деревом, чтобы немного передохнуть.
Кругом стояла тишина. Земля была устелена опавшей листвой, а оставшиеся на ветках полусухие листья отливали золотом. Бабагельды вынул из вещмешка котелок и спустился к реке, чтобы напиться. У излучины реки, на пригорке росло несколько стройных, одинаковой высоты деревьев. Солнечные лучи, попадая на листву, позолотили ее, и казалось, что деревья плодоносят кусочками золота. Даже не верилось, что и часа не прошло с того момента, когда прозвучала команда: “Отбой!», и кончились солдатские мученья. Он набрал полный котелок воды и понес ребятам. Подул ветер, разнося запахи грибов и прелой листвы. Сорванные листья летали, похожие на бабочек с красножелтыми крыльями. С порывами ветра этих бабочек становилось все больше и больше. Через несколько минут после небольшого привала, рота через лес вышла к большой поляне. Капитан Трегубов разделил роту пополам. Одна половина стала условно называться “зелеными», а другая “синими». “Зеленые» надели свои береты задом наперед, так что звездочка оказалась сзади, и теперь всем было ясно, кто с кем воюет. Никто ни в кого не стрелял. Начался “рукопашный бой»: с приемами каратэ, нападением с ножом, в общем, отрабатывали все, что могло пригодиться во время схватки с настоящим врагом.