Сердце бройлера

22
18
20
22
24
26
28
30

– Не понял, – сказал Сергей. – Вы имеете в виду, говоря о подавляющем большинстве, – численном подавляющем большинстве общества или – этом большинстве, подавляющим общество?

– Все вы прекрасно поняли, молодой человек. Вон Яна смотрит на вас с недоумением. Что ж там непонятного, так, Яночка? Выпьем за общество. Наше с вами. Так вот, я не совсем согласен с вами, Сережа, потому что наивысшее наслаждение испытываешь не тогда, когда источаешь что-то, а когда копишь в себе, копишь-копишь, пока оно не прорвется не наружу, а внутрь тебя. О, это совершенно другое дело! Так могут немногие продвинутые на том же Востоке и очень-очень немногие на опрокинутом вверх ногами Западе. Оттого, что ваша юность, как вы изволили выразиться, источается из вас, как паутина, вовсе не следует, что она уходит от вас. Паук, пока живет, – паутина в нем. Так и все наше, отпущенное нам, время. Оно внутри нас, как бы мы его бездумно и на что бы безоглядно ни тратили. Мы им опутываем не кого-то, а самих себя. Пока не превращаемся в кокон, из которого вылетает душа. Куда? Это спросите у бабочки. Там совершенно другие времена. Другое время – другой сказ.

– Красиво плетете паутину, профессор.

Тот гордо откинулся на спинку.

– Профессионально, знаете ли…

– Да-да, – согласился Сергей. – Увы, в моих университетах таких учителей не было.

– Это поправимо.

– Профессор, а ведь если копить только в себе и не источать, не дать вырываться страсти на себе подобных людей, так ведь и роду людскому придет конец?

Профессор опять замерцал глазами.

– В конце, молодой человек, – заговорил он, выделяя каждый слог, – в конце концов и будет самое большое наслаждение для последних оставшихся. Вот эти несколько человек, вознесшихся на недосягаемую высоту разума, и сдерживают в себе столько сил, энергии, семени, которые способны возродить вновь землю и вернуть ей золотой век!

– А дальше?

– Вот только века этого золотого больше не будет. Прошел он. Источился весь и принес сам себе наслаждение. Больше никому. У всех прочих одна досада, что ничего им не досталось.

– А произведения искусства? Творения зодчества?

– Бросьте. Высохшие капли чужой страсти на подоле истории. Вам-то что до них? Вы что, сами не в состоянии создать нечто бессмертное, как вы полагаете? Создавайте. В этом вы, благодаря этому вашему источению, обретете куда больше удовольствия, чем от знакомства с чужими вещами. А не можете, так убейте! И все станет на свои места.

– Как? – воскликнула Яна. – Как убейте?

– Да я шучу, Яночка. Это метафорически. Убейте – значит, дайте жизнь. Это из контекста всей нашей беседы.

– А-а, – протянула, ничего не поняв, девушка. Однако тут же спросила: – Я что-то не пойму. Вы все про источения говорите, про извержения. Сергей, так? А как же быть с нами, с женщинами?

Профессор засмеялся.

– А вас полонить и насиловать, – не удержался Сергей.

Яна вжалась в угол.