– Ну, зачем вы так, Сережа? Он шутит. Он у нас большой шутник.
– Извините, – сказал Сергей, взяв девушку за руку. – Сорвалось.
– Как то самое источенное из вас слово? И вы получили сразу же наслаждение? – воскликнула Яна.
Профессор задумчиво посмотрел на девушку.
– Типичный женский вопрос, – сказал он. – Из вас выйдет замечательный журналист. Женщина-журналист. Дотошный, остроумный, въедливый до чертиков! Умница. Поступайте на журналистику. Я вам помогу, – он похлопал девушку по руке. – Помогу-помогу. Это в моих силах. Женщина как раз и является тем благословенным Востоком рода человеческого, к которому он должен весь устремиться.
– То-то сейчас столько всяких бисексуалов, трансвеститов и прочего маразма, – сказал Сергей.
– Это другое. Это флуктуации. Отсевки, шум. Женщина все вбирает в себя. Это Харибда человечества. В ней высшая мудрость и сокровенная власть. Ибо изливаясь, она не истощается, ибо извергая, она не становится извергом. Женщина – луна, при свете которой все бродит, зреет, вынашивается и живет. Недаром на Востоке женщина связана именно с луной и весь восточный мир живет именно в подлунном мире… Что-то я, братцы, устал. Пойду-ка в ресторан, перекушу. Не желаете? Ну, да вам лучше поболтать без меня, старика. Надоел я вам своими сентенциями. Да и истощился, чувствую. Пойду, подпитаю мысль бифштексом. С кровью.
– Мои мысли в его присутствии как в каком-то магнитном поле, – сказал Сергей, когда профессор ушел, заботливо закрыв дверь. Он вдруг вспомнил грудь Глафиры, их близость, свое вневременное забытье…
– А в моем? – спросила вдруг Яна, протянув руку за его спиной и поворачивая стопор на двери. Ее дыхание защекотало Сергею затылок. Он развернулся к ней, увидел в прорези халатика грудь и обнял ее…
Когда Сергей пришел в себя, он с удивлением увидел, что за окном уже начало темнеть.
– Я что, спал?
– Да, соснули немного, – раздался из-за двери голос профессора. Он заглянул в купе. – А мы тут с Яной о чем только не переговорили, пока вы спали. Жаль, без вас. Интересная была беседа.
– О чем? – потянулся Сергей и вдруг вспомнил, как он с девушкой только что забыл обо всех словах на свете, будто их и не было вовсе в природе, этих слов.
– Об одиночестве. Яна тут много наговорила о том, что всю жизнь была одинока и никто ее не понимал. Ни родители, ни учителя, ни сверстники.
– И что?
– А я разубедил ее… Пытался разубедить, во всяком случае, что она глубоко не права, когда судит об одиночестве из глубины самой себя. Об одиночестве можно судить только с какой-то вершины, приподнявшись над собственным эгоизмом.
– Где все не источаемо и неизреченно? – спросил Сергей.
– Нет, вы мне положительно нравитесь. Как, Яна?
– Мне тоже, – сказала та.
***
ebooksa