– И что под ним, ему… как до той звезды. А этот дурень, Грызло, сразу в самого верхнего бабахнул. На макушке-то цари сидят. Тот шмяк – глухари, понятно, все и снялись. Его один да моих парочка, нижних. Вот и вся охота.
– Да, царя подобьешь, весь народ разбежится, – сказал Гурьянов.
– Пригласил бы на глухаря, – сказал Суэтин. – Или сожрал уже?
– Сожрал, неделя прошла, – сокрушенно сказал Дерюгин.
– Друг называется.
– Друзья познаются в беде.
– Познаются девушки, – сказал Гурьянов. – Ну что, Женя, как твои амуры? Продвинулись?
– Никак, Леша, – хмуро сказал Суэтин.
– Может, помочь чем? Поможем.
– Вы поможете…
– Звать-то как лебедушку твою?
– Леша, не будем о ней! Следи лучше за стаканами. Видишь, пусто у всех.
– Ну, как знаешь, – вздохнул Гурьянов. – Искренне помочь хотел. Думал даже пару стихов тебе подарить, чтобы поддел на них, как на крючок.
– Ее на стихи не подденешь.
– Брось! На стихи все идут. Хорошо идут. Лучше, чем на закуску. Закуски маловато у тебя, Дерюгин. Мог бы лапку глухариную оставить. Хоть посмотреть на нее. Да не обижайся, Толя! На стихи – проверено неоднократно! Особенно на свои. Как узнает, что сам написал да еще и посвятил ей, единственной, так голова и кружится, ноги слабеют, руки совершают хватательные движения. Рефлекс, одним словом. Сам иногда не рад своему творчеству.
– Ладно, ребята, что-то у меня сегодня настроя нет, да и с закуской туговато, – поднялся Суэтин. – Пошел я. Вы как?
– Что? Вот так, без добавки?
– Как хотите. Пока.
Суэтин с тяжелым чувством и непонятной тревогой покинул гараж и отправился домой.
***