– День-то какой!
***
Возле дома Грина какая-то девчушка топала ножкой и капризно восклицала: «Почему у Грина такой маленький домик?» А мама глядела то на нее, то на домик Грина, и в глазах ее был тот же вопрос. Ножкой, правда, о землю она не била.
– А почему с тобой не поехала Анна Ивановна?
– У нее сегодня давление. Утром прогулялась, тебя вот увидела, а потом села в плетеное кресло и сейчас, наверное, все сидит. Держит в руке книгу и спит. С зимы плохо себя чувствует. Приехали, пока сезон не начался. Народу меньше, да и дешевле все. Отоспаться, позагорать… Жаль, солнца нет.
– Ты загорела уже. В отпуске?
– Да нет. Так, отпустили на пару недель. А мама да, в отпуске.
– Где работаешь?
– На кафедре. Тебе что, Анна Петровна не сказала?
– Наукой занимаешься?
– Да, птицей.
– О-о, куриной наукой?
– А ты думаешь, на свете одна математика?
Суэтин молчал. Он именно так и думал. И вдруг почувствовал приступ раздражения и тоски. Раздражения против всего и тоски неизвестно по чему. Может, оттого, что теперь во всем не было математики и была она неизвестно где. Поглядев Насте в глаза, он так же быстро успокоился.
– Я думаю, что на свете есть одна только Настя, и это более значительное открытие, чем все открытия в математике и курологии вместе взятые.
– Курологии? Нет такой, – засмеялась Настя.
– Сделаем. Вернемся в Нежинск и сделаем. Не открытие, так изобретение. Подадим заявку в ЗАГС.
– Слух был, что вы уже некоторым образом женаты, Евгений Павлович? Или объявлен перерыв?
– Ошибочный слух.
– Слухов ошибочных не бывает. Впрочем, куда нам о слухах судить – от горшка два вершка.