– Ну, я пошел, – сказал Евгений.
– Лучше возьми неделю в счет отпуска. Или за свой счет. Не обнищаем. Там поживешь хоть пару дней. А то неудобно приехать и сразу увозить. Родственники какие никакие, – смилостивилась Анна Петровна.
– Ты это серьезно? Ма, да меня никто сейчас на неделю не отпустит. Отчет кто будет писать?
– Подождет твой отчет. Отец важнее! Вот адрес, дай телеграмму, чтобы встретили. Там надо добираться от вокзала.
Суэтин хлопнул дверью, но, придя на работу, остыл – и снаружи, и внутренне. Может, и права мать, отец важнее? Поговорив на высоких тонах с Булкиным, он добился-таки недели и укатил под Брянск.
***
Встретил его сводный брат Николай и по дороге долго и как-то мелко рассказывал про свое невыносимое сельское житье-бытье. «У вас там, в городе!..» – то и дело восклицал он и глядел на Суэтина настороженным взглядом. Было ему лет сорок, и был он широкий и плоский, как лепешка, точно все эти сорок лет ездила по нему тяжелая скалка. Суэтин не произнес ни слова и только думал, что за то время, что он жалуется на жизнь, можно было бы выправить ее не один раз. Да и у нас в городе, как у вас тут в огороде, одна холера!
– Надолго? – настороженно спросил Николай.
– На пару деньков. Отец как?
– Да так же.
Суэтин не стал уточнять, как. И так было ясно, что плохо и все с ним намучались. Теперь будем мучаться мы, со злорадством представил он растерянность и раздражение матери, когда он вывалит папеньку на ее чистую постель. Ох, что-то я злой стал, подумал Евгений. Нехорошо.
Отец спал. В комнатенке его пахло залежалым и кислым.
Сидели в зале с низкими потолками и маленькими окошками, пили водку, макали пирожки в сметану, перекусывали. Николай перестал говорить, а Суэтин так и не начал. Нина, жена его, возилась с едой. Ксения Борисовна, первая жена отца, молча сидела за столом и изредка вытирала платком то ли рот, то ли глаза. Она отворачивалась в этот момент. Ей было тоже где-то под семьдесят. К вечеру должна была собраться остальная родня, из которой Суэтин не знал никого, и предстояло веселье.
– Плохой отец наш, – наконец произнес как бы через силу Николай. – Очень плохой. Немного осталось мучиться.
Ксения Борисовна встала из-за стола и вышла из избы. Она с трудом передвигалась. У Суэтина сжалось сердце.
«Мучиться кому?» – подумал Суэтин. Его покоробила эта деловитая информация, но, взглянув на лицо Николая, состоящее из морщин и теней, понял, что тому не совсем гладко в жизни и не так уж светло.
– Я приехал за ним, – сказал он.
– Какое там! – махнул рукой Николай. – Его шевелить-то страшно.
Когда водку допили, Суэтин достал из сумки бутылку коньяка.
– Плакал отец, – сказал брат, – как же так, помру, а ни Женьку, ни Анну не увижу больше. Хорошо, хоть ты приехал.