Для просветителей важнейшая мифологема, важнейший образ – это образ tabula rasa, «чистой доски». У просветителей была такая очень глубокая и заветная идея, мечта, на которой основывается вся культура модерна, что все, что было раньше, это предрассудки, суеверия и мрачное средневековье, народное невежество и так далее. Давайте мы все зачистим в человеке, культуре и обществе и с чистого листа – tabula rasa – разумно построим нового человека! (Вот почему, замечу, культура Нового времени неизбежно вела к тоталитаризму.)
А романтизм категорически против идеи tabula rasa. Романтизм реабилитирует традицию. Романтизм говорит, что и нельзя, и ненужно, и невозможно вот так, как Угрюм-Бурчеев у Щедрина, все снести, все зачистить и на новом месте из головы воздвигнуть Царство Разума. Человек – не «чистая доска», культура, народ – не «чистая доска»! Романтизм говорит о ценности традиций. Там, где Просвещение их рубит, отрицает и пытается искоренить, романтизм говорит о ценности и важности традиции. Он подчеркивает, что народная культура – это не просто суеверие и глупость, но еще и россыпь всяких ценных мыслей. Романтики первые обращаются к фольклору. И человека с нуля нельзя построить! Как скажет через сто лет Гадамер, который тоже вырос из романтизма, важны «
Еще одна базовая идея Просвещения – механицизм. Ключевая фигура – Ньютон. Механика понимается как метафизика, мир – как машина.
Романтизм возвращается, скорее, к идеям Возрождения и выдвигает противоположный механицизму взгляд на сущее – органицизм. Мир – не машина, а организм; все живое, все одушевленное. Природа наполнена энергией, творческим импульсом, мир загадочен и полон не количественного, но качественного многообразия, жизненной силой. Там, где просветители видят машину, механику, там романтики видят органику, организм. Органическое восприятие реальности, а не механистическое. Органический взгляд романтиков на все в эпоху механического.
Теперь сравню их отношение к религии.
Во-первых, просветители полностью изгоняют момент веры. Для них вера равна суеверию. Они строят религию только разума, религию рассудка. Религия Просвещения рассудочна. Все, что есть в религии: от откровения и религиозного опыта до культа и мистики, – долой! Остается от религии, живой и реальной, только жалкий скелетик, который они называют «естественной религией». Все народы верят в то, что Бог есть, Он создал мир и дал нам моральный закон. Все, больше ничего не надо! А всякие там Библии и Кораны давайте выбросим на свалку, говорят просветители. Вот это религия разума, рассудка. И второй важный момент. Несмотря на то что среди просветителей уже есть и атеисты (Гольбах, например), большинство – деисты. Деизм – это такое представление, что Бог – часовщик, а мир – часы. Бог – механик, мир – машина. Бог создал мир и ушел. Бог предполагается как творец мира, но больше он ни в какие дела не лезет. Чудес не бывает, встреча человека с «живым Богом» невозможна. Деизм и рационализм – вот что определяет взгляд на религию Просвещения.
У романтиков их религия и религиозность глубоко мистична. От слова μυστικός – таинственный. Ключевое слова романтизма – мистика и тайна. Там, где просветители видят механику, романтики видят тайну. Все в мире таинственно, все чудесно. За внешним планом бытия – скрытый план. Помните, у Блока:
Это романтическое чувство: у мира есть тайна, у мира есть глубина.
И не деизм, а скорее пантеизм присущ романтикам. Хотя, конечно, по-разному у различных романтиков; среди них были не только пантеисты, но и христиане, и атеисты… Мир прекрасен, одушевлен, пронизан Божественным началом! Там, где у просветителей религия только рассудка, у романтиков – мистическое чувство. Религиозность романтизма построена на чувстве. Ключевой фигурой в романтической философии религии был Шлейермахер, один из отцов герменевтики, переводчик Платона, крупная фигура. Как Шлейермахер определял, что такое религия, религиозность? Он говорил: религия основана на живом чувстве. На каком чувстве? На переживании связи человека с бесконечным. Переживание бесконечного. Не рассудок, не разум, который доказывает, что, раз существует мир, значит, у мира должен быть Творец, как у просветителей. А живое чувство связи человека с бесконечным. Религия романтизма мистична и пантеистична. Все таинственно, Бог присутствует в мире.
А как просветители и романтики смотрят на то, что такое вообще философия?
У Просвещения вполне сциентистская установка. Философия – наука, основанная на разуме, она должна служить наукам. Философия – наука и служанка наук.
Потом эту идею продолжат наследники Просвещения – позитивисты.
Как вы понимаете, романтики тесно связаны с искусством. Для них искусство выше науки. Как скажет Новалис (я сегодня буду много цитировать афоризмы Новалиса, очень хочется это делать), «художник и поэт лучше постигают природу, чем ученая голова». То есть искусство – более адекватный способ постижения мира вообще, и, в частности, философского постижения, нежели наука.
А что же такое философия? Самый мой любимый афоризм Новалиса, которому Хайдеггер посвятил подробный разбор: «Философия – это стремление быть повсюду дома». Как хорошо! Это совсем не похоже на определение, но мне кажется, что никто ничего и никогда лучше не сказал о философии, даже сам Платон – первый философ всех эпох. То есть философия – род ностальгии. Мы на чужбине. Мы выпали из рая, находимся в расколе с миром, с самими собой. (А уж тем более мы в ХХI веке!) Бездомность – вот наш удел. Философия – тоска по бытию, по дому, по родине. Какая уж тут служанка науки? Она сродни искусству.
А что такое человек? В Просвещении, понятно, это животное плюс разум. Никакой души, ничего Божественного. Человек-машина – часть Машины Мира, огромного отлаженного лязгающего механизма. Одна из многих шестеренок Вселенной.
Романтизм подчеркивает в человеке интуитивное, чувственное начало. Да, разум – это важно, но важнее сердце (вспомните, то самое «сердце» Паскаля!), чувство. Еще один из афоризмов Новалиса, тоже безумно мной любимый. Как просто сказано: «Мысль – это остывшее и умершее чувство». Чувство – это жизнь, мир – это стихия. Когда чувство остывает, замирает, оно вырождается и деградирует в мысль. То есть есть что-то поважнее мысли. Мысль – это чувство, утратившее свою энергию, свою жизненную силу, свою подлинность, изначальность. Тут мы с вами возвращаемся к тому, о чем я говорил.
Романтики воспринимают мир как стихию, как жизнь, как движение. Тут уже в зародыше есть Бергсон и все остальное. Нет вещей, есть только процессы! Так же как мысль – остывшее чувство, так и вещи – это застигнутые на миг процессы. Процессуальный взгляд на мир, не статичный. Здесь в зародыше таится вся «философия жизни», экзистенциализм и герменевтика.
Еще два слова об отношении к другим культурам и эпохам.
Просвещение радикально и принципиально анти-исторично, потому что говорит: «Все люди равны», но при этом равенство понимает как тождество. Равны, то есть одинаковы. Все люди равны, как две болванки с одного конвейера. Просвещение не знает Другого. Если есть tabula rasa, разум один на всех, во все времена одно и то же. Одна природа человека, неизменная и статичная (то есть антропологический эссенциализм в культуре Просвещения порождает антиисторическую установку во взгляде на культуру). Есть разум и
Романтизм не отрицает равенство, но понимает его не как тождество, а как равенство бесконечно разного. Романтизм интересуется личным, персональным. Как писал Вакенродер, «только индивид интересен!». Тут вспомните Сократа: да, есть Истина, она одна, но никто не может ее монополизировать, каждый видит ее по-своему. «Нельзя смотреть на мир анонимным зрачком», как скажет Ортега-и-Гассет. Мне интересны другие, говорит романтик, потому что в конечном счете все об одном. Да, истина бездонна, но каждый интересен в своей уникальности. Отсюда огромный интерес романтизма к другим культурам, другим эпохам, его тяготение к другим временам.
ebooksa