Это понравилось Лёде, которая почувствовала в себе чудесную легкость и желание любить всех-всех. Пододвинув стул поближе, она припала к матери и замерла.
— Ну, будет, — попросила Арина.
Михал сердито глянул на нее.
— Где мой хлеб? — спросил он, ища кусок хлеба, который только что держал в руках.
— Ты же съел его, — усмехнулась впервые Арина.
— Вот оказия!..
Когда Арина пошла на кухню, Лёдя украдкой глянула в зеркало и направилась за матерью. И если бы сейчас той вздумалось ходить по комнатам, Лёдя, пожалуй, все время следовала бы за ней — так тянуло быть вместе.
Засучив рукава и налив в таз воды, Арина взялась мыть тарелки. Орудуя мочалкой, спросила:
— Кто это тебя провожал, доченька?
— Так, один… — не желая называть Тимоха, ответила Лёдя и уселась на табуретку, чтобы лучше видеть лицо матери.— Он Киру повел. Вот рада-радехонька. А то не везет ей, бедной…
— Ты уже взрослая, — вздохнула Арина.
— Ну и что?
— Видишь, как расцвела.
— Скажете, мама…
— У меня душа болит. Не дай бог, что случится с тобой. Я не вынесу тогда…
— Всегда у вас страхи какие-то…
— Жизнь прожить — не мешок сшить. Особенно для нас, женщин… Вишь, как гордо несешь ты себя? И самое страшное не страшно. Каждому можешь в глаза смотреть. Красоваться, радоваться и других радовать. Доченька ты моя!
Она прослезилась и, не бросая работы, вытерла щеки движением плеч.
Неясная тревога всколыхнула Лёдино сердце. Но в то же время шевельнулось любопытство к запрещенному, жуткому, соблазнительному. И чтобы не выдать своих переживаний, она как можно спокойнее сказала:
— Я не маленькая, мама.