Шубин резко двинул рулевое весло, направляя лодку в сторону ближайшего берега. Проворчал:
- Сперва проверить бы надо, прежде чем на открытую высовываться.
- Вряд ли у кого в здешних краях, кроме моих казачков, пушки имеются, - сказал воевода, но спорить не стал.
Они затащили лодку в заросли ивняка и забрались на пологий холм, утопая по щиколотку в холодном, искрящемся от инея лишайнике.
Море было совсем рядом. Оно лениво накатывало грязными волнами на плоский песчаный берег, свинцовое и мрачное, уходящее в мглистую бесконечность.
За холмом река ветвилась на сеть протоков, узких и широких, прямых и извилистых. Они расползались по берегу, образуя десяток голых островков серого мерзлого песка. В одном из протоков стояла, накренившись и опустив якорные канаты, длинная морская лодья, разукрашенная по всей длине корпуса причудливым красно-черным орнаментом. Паруса были спущены, и с холма было видно, как прячутся за высокими бортами с десяток человек в темных потрепанных одежках.
Между лодьей и морем, с обеих берегов протока, тянулась редкая цепь всадников в серых полевых кафтанах и отороченных мехом высоких шапках. Даже на таком расстоянии было слышно, как всхрапывают кони. Всадники сидели прямо, как на смотре, придерживая притороченные к седлам длинноствольные ручницы.
- Наши, да не совсем, - пробормотал воевода и сделал шаг назад.
Перед цепью всадников виднелись плоские грузовые нарты, запряженные в двух тяжеловозов. На нартах блестел медью ствол пушки. Пушкарь поднес запал и тут же скорчился, прижав плечи к ушам. Снова грянул выстрел, нарты содрогнулись, присели от страха тяжеловозы. Ядро просвистело над берегом и с треском вломилось в борт лодьи, разбрызгивая щепу.
- Уходим-ка подобру-поздорову, - сказал воевода. – Мне надо подумать.
- Поздно, - ответил Шубин. – Нас заметили.
От выстроенного на берегу отряда отделились пятеро и теперь рысью двигались к ним. Четверо из них отстали, а один, в темно-зеленом, некогда роскошном, а теперь сильно потрепанном камзоле, на низкорослом татарском мерине, вырвался вперед. У подножья холма он осадил лошадь, снял соболью шапку и поднял седую голову.
- На ловца и зверь бежит! – крикнул он. – Хорошо ли себя чувствуешь, Григорий Иванович?
Кокарев долго молчал, кусая губы, прежде чем ответить. Потом заорал в ответ:
- Твоими молитвами как всегда замечательно, Иван Михалыч!
Воевода Троекуров обернулся, поднял руку, и только тогда отставшие мангазейские стрельцы подъехали ближе.
- Не ожидал тебя здесь встретить, - громко сказал Кокарев. – Обычно ты за ворота глаз не кажешь.
Троекуров пожал плечами. Мерин под ним стоял неподвижно, будто каменный, опустив голову в ягельную пену.
- Сперва ты покинул город, потом бросил своих казаков, угодив в плен. Мне пришлось вмешаться. Твоих казачков без надзору лучше не оставлять.
Кокарев тихо выругался.
ebooksa