- А что я должен был увидеть?
Макарин вздохнул.
- Хорошо быть таким толстокожим как ты, воевода.
- Хе! Это на тебя самоедские зелья плохо влияют. Мозги набекрень становятся. Смотри, в Варзу не превратись.
Макарин подошел к идолу.
Знаки на плоской каменной поверхности напоминали письмена, изображение которых показывал ему как-то свейский посланник. Плита была вертикально разлинована на десяток столбцов и каждый из них был заполнен корявыми значками, отдаленно похожими на буквы.
- Наверно, здесь что-то написано, - сказал Кокарев.
- Вряд ли кто-то это может прочитать.
Макарин шагнул к другой стороне идола.
Свет от факела проникал сюда с трудом, но даже в полутьме можно было разглядеть тусклое желтое свечение на гладких боках дородной металлической бабы, в раскрытом толстом животе которой стоял на ножках-палках безглазый ребенок. Баба сидела на столбе точно на постаменте. Круглые щеки знаменитого истукана лоснились, словно их столетиями натирали маслом.
Воевода гулко постучал по круглому бабьему колену.
- Это и впрямь золото? – спросил Макарин.
- Боюсь тебя расстраивать, дьяк, но если и золото, то очень тонкое. Прибили к деревянной основе. А вот и колья, если внимательно глянешь.
Воевода поколупал еле заметные шляпки гвоздей.
- Странный идол. Никогда не видел, чтобы одного болвана делали из столь разных материалов. Обычно идол посвящен одному богу. А тут как минимум три.
Он попытался заглянуть в узкую щель между каменной плитой и Золотой бабой, ничего не увидел, достал кинжал и сунул лезвие в зазор.
Раздался глухой рокот и сверху посыпались мелкие камни.
- Я бы на твоем месте этого не делал, воевода, - сказал Шубин.
Воевода убрал кинжал.
Макарин обошел идол, минуя Мейка, и чувствуя, как бог войны следит за ним своими багровыми глазами.