— Чтобы ты пришла в себя наконец и начала что-то делать.
— Зачем?
— Затем что ты Корделия Кэндл, мама. Корделия Кэндл всегда права. Корделия Кэндл безупречна.
— Не сегодня, — вставила мама, но Кристина продолжила.
— Корделия Кэндл никогда не опускает руки. Корделия Кэндл всегда знает, что нужно делать. Та, кого я вижу сейчас, не Корделия Кэндл. Ты — женщина, которая не имеет права даже на инициалы Корделии Кэндл, не то что на полное имя.
— Как ты смеешь? — прошептала мама одними губами. Кажется, она впервые услышала что-то, помимо своего внутреннего голоса. Дочь на это и рассчитывала.
— Я? Смею? — Кристина подняла брови. — Ты разве забыла? Я стала равной тебе — всего полчаса назад. И хочешь не хочешь, но придется тебе меня слушать.
— И что же ты можешь сказать такого, что действительно заслуживает внимания?
— Корделия Кэндл знает, что такое проигрывать, — сказала Кристина, — но это отнюдь не недостаток. Ведь Корделия Кэндл знает, как не потерять лицо в любой, даже кажущейся самой безвыходной ситуации. Корделия Кэндл знает, как остаться собой, и пусть кого угодно называют побитой собакой, но только не ее, потому что она просто не умеет сдаваться, ведь никогда не признает бой законченным, если не добьется победы. И она понимает, чт
— «Нужно сделать»? — пораженно проговорила мама. Она глядела на дочь и не узнавала ее. Сейчас с ней говорила вовсе не девчонка в полосатых чулках, а женщина намного мудрее ее самой.
— Твой план провалился, мама, — жестоко сказала Кристина. — Ты не учла чего-то и недооценила Виктора. Он твоя главная оплошность. Знаешь, не нужно его винить, у него не оставалось выбора, кроме как помешать тебе. Ты ведь свихнулась, так? И как вообще можно было убедить себя в том, что положить сына на жертвенный стол вполне себе хорошая идея?
— Твоя бабушка…
— Не нужно, — перебила Кристина, и на мгновение ее глаза зажглись желтым светом. — Что бы бабушка ни сделала, ты поступала не лучше. Ты вела себя просто отвратительно, не считаясь с собственными потерями и чужими жизнями, мама. Вспомни хотя бы детей этого гоблина! А твой собственный сын! В чем провинился Виктор?
Корделия ничего не ответила, и Кристина продолжила:
— Мама, ты так привыкла, что все мы безоговорочно тебя слушаемся, что ошиблась во всех и в каждом, кто тебя окружает. Ты понимаешь, что сделала? Ты освободила существо, которое способно переделать мир, и отнюдь не в лучшую сторону. Ты и сама понимаешь, как тебе стоит поступить теперь, верно, мам?
— И что же мне, по-твоему, стоит сделать? — с вернувшейся к ней злой иронией спросила Корделия. — Все исправить?
— И срочно, — серьезно сказала Кристина. — Оглянись вокруг. Тебе не кажется, что кое-кого не хватает?
Корделия подняла глаза и огляделась.
— Мама, — злобно процедила она, словно ее худшие опасения подтвердились. — Проклятая старуха! Сбежала!
И действительно, Джина Кэндл как сквозь землю провалилась.