Мистер Вечный Канун. Город Полуночи,

— Что она могла задумать? — спросила Кристина с тревогой.

Лицо мамы исказилось от ненависти.

— Быть может, кто-то не понимает, что может двигать безумной ведьмой, но только не я. Ее мстительное упрямство даже спустя годы не дает ей остановиться. А сейчас у нее неплохие шансы переиграть всех. Если в моем случае Иероним должен был стать основой величия нашего рода, то в руках Джины Кэндл он станет продолжением ее безумия. Ей не важно, что весь город может просто исчезнуть и от населявших его людей не останется даже могил.

— Тогда ты знаешь, что делать…

По Корделии было видно, что она не изменилась. О нет. Она не собиралась вдруг становиться добренькой и спасать всех кругом или хотя бы исправлять содеянное. Нет, она злилась на себя за то, что упустила шанс, и не могла смириться с тем, что ее матери удастся сделать то, чего не смогла сделать она.

Кристина кивнула, заметив, что мама стала прежней: решительной и неумолимой. Именно этого она и добивалась. Главное было заставить ее действовать.

— Тварь освободилась, — мрачно заключила Корделия. — Она уже меняет город. Ее нужно остановить.

— А что потом, мама?

Корделия поглядела в глаза дочери и увидела в них свое отражение. Ее кольнула досада. Больно и в самое сердце.

«Тварь нельзя подчинить, — с горечью осознала Корделия. — Нет, ее можно заставить себе служить, но это фатально для человека, который рискнет. Даже просто охота на нее разъедает душу, от одних мыслей о владении ею гниет разум. Ее можно лишь запереть, завалить выход и попытаться забыть о ней. Мое безумие… мое чертово безумие… Я — как моя мать. Она всю жизнь пыталась изловить монстра и во время охоты на него не заметила, как сама стала монстром. А потом передала мне это чудовищное наследие, наше родовое проклятие. Жажду обладания тварью. Хотя зачем уж кривить душой, я сама вырвала у нее это из рук. И тогда я стала такой же… начала охоту, мою душу разъела эта чертова ржавчина, а разум сгнил от алчных помыслов об Иерониме. Я — как она. Безумна и заразна. И вот ты стоишь здесь и смотришь на меня. Ты спрашиваешь “Что потом?”, ожидая, что я велю продолжить охоту на тварь и не остановлюсь, пока не подчиню ее. И ты права: я велю. А если у меня ничего не выйдет, однажды ты станешь такой же, как я. Такой же, как Джина Кэндл. А потом это ждет твою дочь и ее дочь… Или не ждет. Ты спрашиваешь “Что потом?”…»

Корделия вздохнула и сказала:

— А потом тебе придется остановить меня.

Виктор Кэндл огляделся по сторонам.

Тихо.

Пусто.

Темно.

— Да уж, кто бы сомневался, — пробормотал он и принялся шарить по карманам в поисках свечи.

Свечи нигде не было. Зеркальце Петровски, которое он предусмотрительно взял с собой, тем не менее присутствовало. Как и тетрадка, чернильная ручка, чернильница и прочие мелочи. Исчез лишь дар Иеронима.

— Чертов Эвер Ив! — негодующе выругался Виктор.

Открыв коробок спичек, он чиркнул одной.