— Ну… — Натаха сцепила пальцы. — Я говорила, что у нас был еще один посредник, с которым мы иногда работали. Но заказы у него в основном мелкие и на охрану. Если мы будем браться за все подряд, то нужную сумму наберем где-то к осени, и тогда уже сможем…
— Что такое баниция? — вдруг спросил я. Натаха замолчала и с недоумением уставилась на меня. Остальные тоже. А я даже сам не знаю, почему спросил именно сейчас. Слова Матонина о том, что Охранка лезет в Сибирь, несмотря на баницию почему-то врезались мне в память и показались чрезвычайно важными.
— Это такой… гм… политический акт, — сказал Бюрократ. Посмотрел, было, странно, но потом вспомнил, что я о себе рассказывал, и взгляд его стал понимающим. — В истории случился только один прецедент, в 1914 году, когда императрица Елена издала указ о баниции Сибирских земель восточнее Тюмени.
— Елена? Какая еще Елена? — спросил я.
— Елена Орлеанская, великая императрица, супруга Николая Второго, — ответил Бюрократ.
— А разве он не на Алисе женился? — спросил я и тут же прикусил язык. Гиена-то был не в курсе, что меня поезд из другого мира привез, а второй раз вдаваться в объяснения мне не хотелось. К счастью, у того в глазах никакого недоверия не мелькнуло. По всей видимости, незнание всяких дел минувших дней вообще ничем подозрительным не являлось.
— Он вроде как хотел, но Алису не то отравили, не то она с конюхом сбежала, — Бюрократ пожал плечами. — В общем, его венценосные родители просватали ему француженку. Такую красивую, что, говорят, глазам было больно.
— Ну и? А баниция как случилась? — нетерпеливо спросил я
— Ну так сначала случился Кружевной переворот, — Бюрократ наморщил лоб. — Ох, я ведь совсем не знаток, только в общих чертах о той истории читал… В общем, в 1914 году Николашка собирался подписать какой-то там ультиматум об объявлении войны. Но его супруга эту писульку прочитала, в клочья порвала и сказала мужу, что он идиот. Они крупно повздорили, Елена из спальни убежала в слезах, а вернулась во главе отряда вооруженных до зубов гвардейцев. А Кружевным переворот назвали, потому что она перед подданными выступала прямо как из спальни сбежала — в кружевной ночной рубашке. В общем, потом она всем сообщила, что Николай — безумец, государственный преступник и Россию-матушку решил коварным англосаксам продать, и применила к нему одну французскую игрушку, которую из Парижа с собой привезла. Гильотина называется. Британский посол лично принес ей ноту, так она наставила на него пистолет и заставила бумажку порвать и сожрать по кусочкам. И сказала, что он может катиться на хер со своими интригами и своей войной. Мол, если Британии надо, пусть она сама и воюет. И это Николашка был дурак, а она воспитывалась в Париже, и англичашек на дух не переносит.
— На хер? Прямо так и сказала? — я захохотал. Ничего себе, шальная императрица!
— Не только сказала, но и официальный документ выдала с такой именно формулировкой, — сказал Бюрократ. — А вот потом против этого ее самоуправства вспыхнуло несколько восстаний. В Иркутске, Томске и Красноярске. Она посмотрела на карту, лобик свой красивый наморщила и спросила советников: «А на что там эта Сибирь?» Ей объяснили про золото, уголь и прочие полезные ресурсы. Она приказала принести бумаги, заперлась в кабинете с несколькими финансистами. Потом она оттуда вышла и издала тот самый указ о баниции. Который полностью отторгал сибирские земли. Российская Империя убирала изо всех городов свои гарнизоны, администрацию и войска. «А местные сибирские жители, коли уж им спокойно не живется, пусть дрочат как хотят!» — как-то так она сказала.
— И тоже написано в официальном документе? — давясь смехом спросил я.
— Именно так, — Бюрократ кивнул.
— Получается, что она от Сибири отказалась, — сказал я. — И теперь Сибирь — независимое государство?
— Нет, ничего такого, — Бюрократ развел руками. — Брошенные земли пытались прибрать к рукам и китайцы, и американцы, и немцы. Но только никому толком это не удалось. Никакого единого самоуправления тоже не появилось. В разных городах обосновались разные кланы, кому сил и денег хватает власть удерживать. В Красноярске — Матонины, в Барнауле — Демидовы, в Иркутске — Унгерн, чтоб его… Все они так или иначе в частном порядке продают ресурсы и в Россию, и в Китай, и в Америку. Личными армиями обзавелись, как-то в своих городах порядок поддерживают. А остальные местные жители как жили, так и живут. Продолжается это лет уже примерно сто. Россия сюда преступников ссылает вместо каторги, китайцы вроде то же самое делают.
— А Томск? — спросил я.
— В Томске сразу после баниции власть захватил ректор университета, — сказал Бюрократ. — Объявил город закрытым, выпнул всех несогласных и неграмотных.
— Университет? — спросил я. — И как ему это удалось?
— Так там же магии учили, он его с самого начала открывал как конкурирующее заведение Соловецкому приюту… — не очень уверенно сказал Бюрократ. — Вообще-то, Богдан, эту историю я уже не очень хорошо знаю, внутрисибирские дела для большей части жителей Российской Империи были и остаются загадкой.
— А сколько стоит билет на дирижабль? — спросил я, повернувшись к Натахе.