– Расшифруй.
– Парня для меня мы
– Почему?
Он мой смех не поддерживает. Паркует машину во дворе многоэтажки в незнакомом районе и всем телом поворачивается ко мне, ожидая ответа.
Я чуть нервно пожимаю плечами.
– Не знаю. Почему обычно люди не сходятся – не сошлись характерами, не нашли общих тем, точек соприкосновения…
– Точек соприкосновения вроде этой? – он неожиданно наклоняется и, легко коснувшись моих губ своими, откидывается обратно спиной к дверце.
– И этой тоже, – тихо и заторможенно отвечаю я губами, пылающими от его прикосновения так, словно к ним приложили раскаленный паяльник.
С паяльником я, разумеется, дел не имела, а вот горячий утюг лизнуть пыталась. Сама сей прискорбный факт собственной биографии я помню весьма смутно – мне тогда было года четыре, но по неоднократным рассказам мамы картинка в голове сложилась очень четкая. Мы гостили у бабушки, когда мне, оставшейся без присмотра в дальней спальне, приглянулся включенный для нагревания утюг. Бытует версия, что он приманил меня гладкостью своей подошвы – девочки же, как и вороны, любят всё блестящее, – и я решила попробовать его на язык. Результатом непродолжительного близкого знакомства стали пронзительный визг, заставивший сбежаться на зов всю родню и переполошить ближайших соседей, и ожоги на кончиках языка и носа, к счастью, не очень сильные. В общем, раны на коже зажили быстро, а вот раны душевные оказались куда серьезнее. Иначе чем объяснить, что я до сих пор ненавижу гладить белье и даже свои вещи, предпочитая покупать одежду из немнущихся материалов? Наверняка виной тому вышеупомянутая детская травма.
– То есть мне повезло? Не придется тебя ни у кого отбивать? – улыбается Никита.
Я киваю с кривой улыбкой.
– Ну, тогда идем.
Он открывает свою дверь.
– К-куда? – я обвожу взглядом незнакомый человейник.
Возле его дома я была уже не раз, и это точно не он.
– В гости.
– К кому?
– Ко мне, конечно.
– Это твой дом?
– Квартира, – терпеливо поясняет он. – Родители подарили на совершеннолетие.