Пламя моей души

— Вот и оставайся здесь, сам своих коз и кур разгоняй куда угодно. Хоть к Лешему — волкам на радость! — гневился он всё сильней. — А мы дальше поедем. Не досуг с тобой по весям кататься.

— А ты меня не учи, что с добром мне своим делать! — Радим вмиг вспыхнул, словно сухой пучок трав от искры. — Своим добром распоряжайся, если осталось у тебя ещё такое. И жену свою я с вами не оставлю. Думаешь, не вижу, как зыркаешь на неё?

Чаян хмыкнул очень недобро, осклабился, раздумывая, верно, что бы ещё такого сказать, дабы и вовсе Радима в пыль втоптать.

— Что ты сделал для неё, кроме того, что мужем ей назвался? Разве был ты ей мужем по совести? — заговорил он чуть спокойнее. — Так что рот свой захлопни. Только из-за Елицы я тебе ещё морду не расквасил.

И было бы из-за чего, да кровь вскипевшую им обоим унять было трудно. Отроки, собираясь в дорогу, только сновали туда-сюда, с любопытством поглядывая на них. Боянка и вовсе в угол едва не забилась, спрятавшись за Елицу, которая за голову схватиться хотела от того вздора, что они оба сейчас несли. Но и влазить в перепалку не торопилась: пусть уж выскажут друг другу всё, что накопилось. Чаян — разочарование от того, что она оказалась женой мужней, и теперь хоть обручье без раздумий ему отдавай — никто не осудит. А Радим — злость лютую от того, что Елица княжичу обручье всё ж пока не вернула. А она чувствовала смутно, что не время ещё над решением этим думать, что нужно разобраться во всём — и может то, что сейчас кажется невозможным, обратится единственно верным исходом.

Радим её не понимал. Не понимал того, что за годы эти в душе её могло многое поменяться. И потому серчал на неё сильно. Только Леден, кажется, оставался и вовсе безучастным к распре, что зародилась между братом его и мужем Елицы. Он только вещи свои проверял, чтобы ничего не забыть, да поглядывал на них время от времени, пока те едва паром из ноздрей друг друга не обжигали. Но и понятно становилось, что завяжись что потяжелее, чем обмен грубостями — он непременно вмешается. И стоило только обратить на него взор, как в душе помалу успокаивалось. И хорошо, что не смотрел он в ответ — иначе спокойствие это обернулось бы в груди, наоборот — смятением. Уж после всего, что было волей их или неволей, против которой идти никаких сил ни у неё, ни у него, получается, не оказалось. Да только что ж теперь с этим делать, если одного взгляда на Ледена становилось достаточно, чтобы вспыхивало в памяти всё до мелочей? Да что там взгляда — уже того, что неподалёку он сидел, чуть повернувшись плечом ко всем, словно отгораживаясь.

— Коль хочешь морду мне расквасить, так попробуй, — ответил на последнюю угрозу Чаяна Радим. — Да только я прав тут, как ни крути. И коль вина моя в том, что Елица себя вдовой столько лет считала, так вину эту я перед ней искуплю.

— Не виноват ты, Радим, — всё ж сказала она.

Не хотелось новых споров и ругани. Муж посмотрел на неё искоса и вновь отвернулся. А после вышел из избы, едва дверью не грянув.

— Не потому ли ты не хочешь в Яруницу возвращаться, что дочка там старостова поруганная тебя поджидать станет? — удивительно едко прозвучал в воцарившейся тишине голос Ледена, который молчал всё это время.

Он поднял взгляд от своей седельной сумы, которую только что закрыл, уложив всё нужное, и обжёг брата лёгкой насмешкой в нём.

— Поруганная? — покачал головой Чаян. — Коль девица сама на ложе приходит, сама ластится, то чем же я её обидел, когда дал ей то, что она хотела? Или не так, скажешь? Не так у тебя было с Вышемилой?

Леден только уголком рта дёрнул. Елица вдохнула, да воздух словно в тинёте какой запутался, что горло её обволокло. Застрял, ворочаясь комком и как протолкнуть его дальше — непонятно. Только давиться оставалось, не показывая никому вида. Знала она многое о том, что Ледена с Вышемилой связывало, а о таком и подумать не могла. А может, просто не хотела: не успели долететь до неё слухи, что неизменно рождаются в любом доме, где много глаз и ушей, не рассказала ни о чём боярышня сама. И вот теперь их с княжичем близость оказалась ещё одной неприятной неожиданностью — не смертельной вовсе, но расшатывающей и без того ненадёжную опору под ногами.

Кажется, Чаян всё заметил, хоть Елица и не шевельнулась, не моргнула даже. А как взглянул на неё — так и вовсе шея его побагровела. Но это всё, чем выдал он свой гнев, ещё пуще вскипевший.

— Ты Вышемилу не трожь, — чуть поразмыслив над его ответом, буркнул Леден. — Не свезло ей со мной. До беды довёл. Да постараюсь до большей не довести.

— Женишься, чтоль, всё же? — фыркнул старший.

А тот только голову чуть повернул в сторону Елицы, и взглянуть как будто хотел на неё, а то и сказать ещё что-то, да не стал. Только поднялся, взвалив седельную суму на загривок, и пошёл во двор.

Елице и с Чаяном говорить больше ни о чём не хотелось. Закончили они с Боянкой тихой, что трава в безветрие, сборы и вышли из избы, в которой, признаться, уж и находиться было противно. А вот роща, что кругом росла, встретила приветливо. Ворожила как будто кругом, колдовала, переплетая тонкие нити лучей с листвой округлой. Струился бледный, готовый в любой миг погаснуть, свет Ока по стволам зеленовато-серым осин, стекал к земле и расплёскивался брызгами по всему двору, по стенам сараев и житницы, по хлеву, где слышался топот тихий встревоженных животин.

И так мерзко вдруг стало, словно затхлостью пахнуло по горлу — так скверно всё здесь обернулось. А казалось ведь кому-то, что жила здесь раньше семья в ладу и любви — а теперь всё порушилось. И никто не узнает точно, что случилось, и что держи ещё несколько зим Димина своего мужа под чарами — и он чахнуть бы стал. От такой волшбы никому хорошо не делается.

Выкатил Радай телегу, остановил прямо перед женщинами. Да Елица нынче решила снова верхом ехать. Боянка запрыгнула в повозку, уместила у ног пожитки какие дорожные, раскинулась вольготно — всей лавке теперь хозяйка. Только Елица за повод схватилась — и коснулись пальцы крепкие локтя, чуть подтолкнули, помогая. Она вздрогнула было от ощущения знакомого, волнительного. И обида непрошенная тут же колыхнулась в груди снадобьем вязким. Она покосилась на помощника и едва не выдохнула разочарованно — рядом Брашко стоял — не Леден. От улыбнулся слегка смущённо, а после руку её отпустил и к товарищу на облучок сел, пока все на местах своих устраивались.