Внутри оказалось шумно и немного суетно. Хлопотливый Брашко всё ж хотел, видно, чем-то помочь, но не знал, чем, и оттого выглядел растерянным, стоя посреди хоромины и не зная, куда себя деть. Радай сидел на своей лавке, поглядывая на всех сонно и зло. Только Чаян о чём-то говорил с мужиками, которые, видно, Радима и притащили. Тот лежал теперь недвижимый на лавке, самой дальней от печи и выглядел даже не хворым, а и вовсе мёртвым.
— Вы точно брагой его не напоили вусмерть? — Чаян кивнул вошедшей Елице и снова отвернулся.
Ярунчане забубнили обидчиво, что де нашли его вообще на улице, а уж что с ним теперь делать будут да как в себя приводить, это дело не их. А после к двери направились, один за другим обшаривая едва одетую Елицу взглядами. Она подбежала к лавке, где лежал Радим, присела на край, вглядываясь в его спокойное и бледное до зелени лицо. Почти неосознанно она зашептала заговор, открывающий все силы его, дающий почувствовать переплетение живы и направить в нужное русло. Начала — и едва не ахнула. Думала ведь, что со смертью Димины сошли все чары с Радима, а оказалось, что, угодив в мир Навий, она за собой теперь и мужа тянула. Ведь он, как ни крути, связан с ней обрядом: сильным, свершённым на том самом капище — а значит и крепким. Гораздо крепче обычных. Ещё и соитием он был сомкнут, похоже. От мысли такой невольный жар к щекам бросился, словно довелось ей подглядеть воочию, как муж её с другой любится.
— Так что с ним? — от прозвучавшего над плечом голоса Ледена Елица едва на месте не подпрыгнула.
Моргнула невидяще и голову к нему повернула. Смотрел он спокойно: верно, здоровье Радима совсем его не беспокоило — просто интересно было, отчего тому вдруг дурно сделалось.
— Приворот не отпускает.
Княжич обернулся к брату, который близко не подходил и ничего не спрашивал. Да и чему удивляться: до жизни мужа Елицы, который и без того как будто мёртв был, сейчас нет никому дела. Помрёт — только плечами пожмут. Не было его — да и не надо.
И оттого злость страшная обуяла, хоть и понимала Елица всё. Понимала, что за соперника Чаян Радима держит теперь, а она только пуще всё усложняет тем, что обручье ему не отдала. Да не могла она рубить сгоряча, в себе так и не разобравшись, не поняв до конца, чьему велению следовать: разума или сердца. А возьмись размышлять над тем — так всё недосуг, что-то да случается не вовремя.
— Так ведьма, кажется, померла, — развёл руками младший Светоярыч. — Своими глазами видел, как прахом обратилась.
— А чары её на нём остались некоторые, — Елица махнула Брашко, подзывая. — Я не заметила тоже. По незнанию.
Тот подбежал и выслушал наказ раздобыть у баб местных аира болотного и пустырника — сделать настой, что помог бы оборвать последние нити приворота, наложенного Диминой на Радима так давно, что уж въелся он в нутро его, словно хвороба какая страшная. Парень кивнул и умчался — не смотри, что ночь на дворе — а надо.
— Так почему на нас не остались? — всё не отставал Леден.
Как будто отходить не хотел и на шаг. Приглядывался всё подозрительно к Радиму — словно думал, что тот притворяется, а то и вовсе что худое задумал.
— С вами совсем другое было. Просто снадобье хитрое. А тут…
Она вздохнула и жестом попросила княжича отойти хоть немного. Давил он на неё своей близостью — что мысли все нужные разбегались — где уж на словах сильных сосредоточиться?
— Может, я могу помочь?
Но Елица только повторила взмах рукой и склонилась ближе к Радиму, рассматривая его и понимая, что отвыкла совсем. Отвыкла от его лица, от волос чуть вьющихся и всегда немного взлохмаченных. От дыхания его, от губ, с которых оно срывалось сейчас слишком спокойно. И вспомнить бы, как целовал её когда-то, как блуждать мог руками полночи по телу её — чтобы больший вес заговору отворотному придать — а не могла толком. Или не хотела? Не хотела больше былое ворошить, не хотела взывать к памяти тела: померкла она тоже давно.
Она прикрыла веки, чтобы не пускать в голову размышления лишние, и зашептала прямо над ним, медленно поглаживая жёсткую ладонь пальцами:
“Помогите, Мать Сыра Земля, Мать Матерей и Мать Мёртвых (здесь Макошь, Лада и Морана —
Склонилась Елица ещё ниже и губами прижалась к челу Радима, наполняя его тело волей своей. Волей Богинь, что не допустили бы злой волшбы, коли имели бы на том капище прежнюю силу. Нависла тень позади. Елица, хоть и не видела, но почувствовала так, словно туча влажная над головой встала.
ebooksa