— Так пойдет? — С самым кротким видом он, как малый ребенок, показал на проверку чистые мозолистые ладони. Мне хотелось отходить его чередой по глумливой роже.
Он взял мой ритуальный кинжал с белой костяной ручкой и взвесил в руке. По заговоренному лезвию пролетели искрящие магические разряды.
— Никогда не держал ритуальный кинжал светлых, — признался он.
— Надеюсь, ты пользуешься кинжалом лучше, чем целуешься, — с милой улыбкой промурлыкала я.
Лицо ведьмака подвытянулось. Не разрывая зрительный контакт, он тюкнул кинжалом, как топором, разрубив пук череды на две части, словно представлял вместо травки мою шею.
— Мельче, — кивнула я.
Лезвие снова прошло по пучку и воткнулось в разделочную доску, разрубив соцветья.
— Так пойдет, госпожа чародейка?
— Закидывайте в котелок, господин просветлевший.
Зелье бурлило, выплескивалось через край и шипело, попадая на раскаленные камни. Кое-как порезанная череда в котелок не поместилась, торчала колючим колом, как солома.
— Кашу маслом ведь не испортишь, — сунув руки в карманы, задумчиво протянул ведьмак.
— Кашу нет, а зелье легко, — отозвалась я, искренне веря, что у двух-то профессиональных магов просто не может получиться бормотуха, способная свести несчастного школяра на тот свет быстрее, чем он отошел бы от яда умертвия.
Через час котелок был снят с очага. Ведьмак налил поварешкой зелье в большую кружку, попутно расплескав по столешнице темные лужицы. Комментировать я постеснялась, взяла кружку и понесла спасительное лекарство Нильсу.
Фактически нежилая прежде комната преобразилась… В нее влезло столько мебели, словно мужики копили обстановку на черный зимний день. Когда в суровый мороз во всей округе закончатся дрова, и топить очаг придется нарубленной в щепки кроватью.
Нильс в позе покойника возлежал на диване: сложил руки крест-накрест на груди и направил потухший взгляд в небо. В смысле, на потолочную балку, с которой свисал веник пересушенной аптекарской ромашки. На полу возле дивана стояла почти опустевшая бутылка с мятным хмелем.
— Пришли попрощаться? — простонал болезный, не поднимая головы от подушки.
Не ученик, а гениальный первооткрыватель. Надо же: действительно сунуть палец в пасть умертвия. В анекдоте расскажешь, и то не поверят.
Я осмотрелась вокруг, ища поверхность, куда приткнуть кружку. Диван, кровать, кресло, на стене ночник висел, цепляясь незнамо за что. Какой-то вытертый половик притащили, любители домашнего уюта демоновы. Столько мебели, чтобы мягко заземлить зад, а кружку поставишь только на подоконник. Они боялись, что придется спать и сидеть на полу, что ли? Хорошо, что ставню не поленились снять.
— Нильс, ты как? — заботливо спросила я.
— На пороге смерти, — тихим печальным голосом оповестил он. — Вот… Перед глазами жизнь проходит. Пока остановился на детских годах, скоро начну вспоминать отрочество. Там-то было повеселее, есть что вспомнить.