— Обязательно пожалуйся. Отказывать себе в жалобе на жестокого учителя вредно для здоровья, — согласилась я, на цыпочках вышагивая по мокрой глинистой земле. — Только сначала помой умертвие.
— Ты, главное, рядом с ним не делай резких движений, — бросил Фентон, поравнявшись с ним.
— И вообще, Нильс, знающие люди говорят, что тяжело в учении — легко в бою, — подбодрила я, мимоходом похлопав его по крепкому плечу.
— У них просто были другие наставники… — глядя на Дюка, упавшим голосом пробурчал школяр.
Следующий час, сидя за кухонным столом в полной преподавательской гармонии, из окна мы с Фетоном следили за купанием. Оно проходило энергично, в несколько актов. Раздетый до пояса Дюк то и дело сбегал и, мелькая ребристым торсом и намыленной башкой, носился по грядкам за добычей: воробьями, воронами, и один раз зачем-то кинулся за бабочкой.
Размахивая мочалкой и оглашая окрестности бранью, Нильс бросался в погоню. За ним скакал покусанный Йося. И каждый раунд сумасшедших банных ловитков был хорош по-своему. Настоящая драма, комедия и история о борьбе добра со злом на одном огороде.
То Нильс споткнулся и в полете схватил умертвие за ноги, опрокинув то между грядками, а потом повел к бочке, подталкивая в спину и костеря на чем белый свет стоит. В следующий раз табуретопес бросился наперерез Дюку и устроил большую свалку.
Третий побег увенчался-таки успехом. Наш голодный питомец поймал ворону и тут же попытался слопать. Охаживая монстра мокрой мочалкой, школяр отбивал птицу с таким усердием, словно спасал не тварь, как не в себе каркающую по утрам вместо петухов, а королевского павлина, за которого отвечал собственной жизнью.
В общем, не прошло и суток в доме светлой чародейки, как Нильс, вскормленный мамиными булочками, начал материться не хуже, а местами даже лучше, верховного и перестал бояться умертвий.
Если подумать, прекрасный преподавательский результат. Можно писать умные брошюры и делиться опытом с другими наставниками, кому навязали учеников.
На время все смолкло, только доносился плеск воды и тихое недовольное бормотание Нильса. И вдруг он вскрикнул.
— Опять Дюк сбежал? — прихлебнув чай, лениво поинтересовалась я.
Он поднялся из-за стола и выглянул в окно.
— Никого не видно.
Секундой позже с треском открылась задняя дверь. Бледный, как смерть, школяр с лихорадочно блестящими глазами ворвался в кухню.
— Он меня укусил, — воскликнул он, вытягивая дрожащую правую руку. — За палец.
Нам немедленно предъявили укушенный указательный палец с четкими полукруглыми следами от человеческих зубов. В ранках выступала кровь.
Я помогла пострадавшему ученику усесться на стул и сдержанно постучала в дверцы посудного шкафа, прося Петунью отпереть "домик". Видимо, оценив размер трагедии, она открыла нижнюю полку с мятным хмелем.
— От укуса умертвий ведь умирают? — тихо спросил Нильс. — Мне конец, да?
— Нет, — спокойно ответила и, вытащив бутылку из угла, щедро плеснула школяру в чашку.