Мой сдержанный негромкий вопрос произвел эффект взорвавшейся шутихи. Бунтари замерли, и наступила звенящая тишина. Петунья перестала хлопать дверцами и под строгим взглядом скромно прикрыла створки. Йосик без команд потрусил под стол, волоча за собой хвост-кант. И только Нильс продолжал выставлять вешалку, как садовые вилы.
— Почему табуретка на меня нападала? — жалобно спросил он.
— Она считает себя псом и думает, что ты с ней играешь, — спокойно пояснила я и кивнула на вешалку: — Уже можно поставить.
Вешалка досталась мне от Петуньи, и я искренне считала, что деревянное основание для устойчивости приколочено к дощатому полу гвоздями. Оказалось, что мне просто не хватило сил ее сдвинуть. В отличие от Нильса Баека. Не зря умные люди говорят, где есть сила, там и магии не надо.
— Вы живете с нечистью… Как эксцентрично, — Он резко повернулся ко мне и, естественно, напоролся на выразительный взгляд. — Я хотел сказать: как экзотично.
— В мой дом вечно проникают странные создания, а потом отказываются его покидать, — тонко намекнула я на толстые обстоятельства.
Нильс на голубом глазу намек понимать отказался и с невозмутимым видом принялся наводить порядок. Повесил на возвращенную угол вешалку нелепый полосатый сюртук, перевернул опрокинутый стул, собрал с пола рассыпанные и исхоженные Йосиком чистые листы писчей бумаги. А я внимательно читала на надорванной и расчеркнутой странице, что он успел выудить из памяти…
— Ну как? — тихо спросил Нильс, пытаясь заглянуть в собственные записи, словно в них еще ничего не видел.
— С памятью у тебя явно имеются проблемы, но надежда есть. — Я указала на стол. — Присаживайся и слушай, как правильно вызвать магическую грозу, чтобы все остались живы.
— Может, еще и покажете? — оживился студент, пристраиваясь на соседний стул.
— Если бы я могла показать, то сейчас ты был бы на пути в Истван, — пробормотала я.
К глубоким сумеркам писчая бумага закончилась, два раза иссякли чернила в трех самописных перьях. Нильс пыхтел, корпел и переспрашивал. Я прохаживалась по кухне туда-сюда, внимательно слушала, как вспаренный студент раз за разом повторяет порядок призыва грозы, и с облегчением понимала, что в конце беспросветного тоннеля забрезжил свет.
Появление Фентона оборвало его на полуслове. Ведьмак встал в кухонных дверях и в высшей степени недовольно, словно оказался оскорблен до глубины души, прокомментировал:
— В твоем доме есть свет.
Невольно я посмотрела на потолок. На толстой цепи вниз спускался стеклянный шар с мелкими яркими светляками. Они, как мотыльки, бились в толстые стенки, отчего по кухне плыла полупрозрачная мозаичная тень.
— Нильс зажег.
— С бытовыми заклятиями у меня полный порядок, — немедленно уверил студент, решивший, что моя просьба зажечь в кухне светильники — это просто прихоть вредной чародейки, проверяющей его магический потенциал, а не жизненная необходимость.
Если неожиданно наш план провалится, то следующий месяц мне придется днем и ночью жить с полным освещением в кухне. Пока светляки не издохнут без чародейского вмешательства. Но я искренне верила, что учитель из меня вышел неплохой, и Нильсу удастся воспользоваться щедро отсыпанными знаниями на практике.
— Почему у тебя в руках черпак? — спросил ведьмак.
Тут-то с превеликим удивлением я обнаружила, что действительно держала поварешку и, расхаживая по кухне, выразительно прихлопывала ею по ладони, как указкой. Понятия не имею, когда она оказалась в моих руках. Зато сразу стало ясно, почему Нильс вжимал шею в плечи каждый раз, когда я походила к нему со спины и читала каракули в записях. Видимо, опасался, что за ошибки его этой самой поварешкой огреют и выбьют только-только приобретенные знания.