Я рассказала. Когда я кончила свой рассказ, он издал свист – протяжный и недоверчивый. Но он и рассердился тоже:
– Вот сучка! Думаю, она нимфоманка. А ты как считаешь?
– По-моему, это не подлежит сомнению.
– Она все толковала о каком-то парне по имени Данус, вдавалась во всякие мерзости, интимные детали. И еще имела наглость рассказывать всем и каждому, кричать на всех углах, что я пригласил ее в кино. Да я с ней на помойку постеснялся бы сходить! А как, кстати, она сейчас?
– Ее уложили в постель. Молли вызвала доктора.
– Если он не даром получил свой диплом, то определит у нее самоиндуцированную истерию и отправит ее назад в Лондон. Чтобы не путалась у всех под ногами.
– Бедная Андреа! Она так несчастна!
Как будто повинуясь неодолимому порыву, он протянул руку и дотронулся до моих волос. Я повернулась к нему и поцеловала тыльную сторону его руки, ободранные костяшки пальцев.
Он спросил:
– Ты ведь не поверила ей, правда?
– По-настоящему – нет.
– А другие поверили?
– Молли и Элиот поверили. Элиот хотел вызвать полицию, но Гренвил не разрешил.
– Это интересно.
– Почему?
– А кто привез домой Андреа?
– Я думала, что сказала тебе. Морис Тетком… Знаешь, тот парень, что работает у Элиота.
– Морис? Но это же… – Он осекся и опять повторил: – Морис Тетком…
– Что в этом такого?
– О Ребекка, давай-ка соберись и пораскинь мозгами! Кто, по-твоему, так избил меня?