Кажется, из трубки веет арктическим холодом от ее слов, от тона, от коротких фраз.
– Люба, я не… Я просто беспокоюсь.
– Напрасно. Не надо держать меня за идиотку. Я тоже не горю желанием забеременеть от тебя, Самойлов. Так что всё под контролем, доктор. Если что-то пойдёт не так – я тебе сообщу.
– Люба, послушай, ну прости меня! Я действительно…
– Мне нужно работать. Если надумаешь выписать мне направления на нужные тебе анализы – позвони.
– Люба!
Короткие гудки. Он сжимает пальцы в кулак. Она часто моргает, чтобы не заплакать. Оба делают это в такт им – коротким гудкам.
А вечером дома она совсем расклеилась. Живот разболелся – просто ужасно. И голова тоже. Папа жужжал над ухом, Люба знала, в чём причина – он плохо переносил, когда она не ночевала дома. В общем, рявкнула на отца, чего за ней не водилась ранее. Папа надулся, но отстал. Зато в комнату зашла мама.
– Любовь Станиславовна, ты как с отцом разговариваешь? Что за новости?
Люба отвернулась к стене и плотнее укуталась в одеяло. Мать села на край кровати.
– Любаша, в чем дело?
– Мам, у меня месячные как-то плохо начинаются. Живот болит, голова тоже. Тошнит. А папа пристал как назло…
– Любочка… – Мама осторожно погладила ее по плечу. – А это точно… месячные?
Вот оно – материнское чутье. Как не вовремя!
– Точно, мам. Иногда бывает у меня – что так болезненно начинаются. Просто надо полежать.
– Ты таблетку выпила?
Люба вздрогнула.
– Таблетку?
– Обезболивающее. Принести тебе?
– Я уже выпила на работе, мам.