Мой невыносимый телохранитель

Он стоит, засунув руки в карманы и смотрит на нас. Похожий на статую, большой и широкоплечий, одетый в тёмный деловой костюм — даже в такой ситуации отец выглядит идеально. Безупречно. Только лицо похоже на восковую маску.

Машина останавливается, Тимур сжимает мою ледяную ладонь, а я разрываюсь между желанием броситься отцу на шею и никогда-никогда больше не выходить наружу. Так и умереть здесь, в душном салоне.

Тимур выходит первым и подходит к отцу. Я вижу лишь его затылок, напряжённые плечи. Он о чём-то говорит — мне не слышно — и взмахивает рукой назад.

Отец переводит взгляд с Тимура на меня, после снова возвращается назад и делает то, чего я боялась больше всего на свете: размахивается и бьёт Каирова со всей силы.

19 глава

Я толкаю дверь, боясь не успеть. Паника сковывает меня по рукам и ногам, но нахожу в себе силы вырваться из плена душного салона.

Вываливаюсь на улицу, забываю обо всех своих травмах — даже колено не беспокоит — и несусь вперёд, позабыв обо всём на свете.

Отец бьёт Тимура — это единственное, что отпечатывается в сознании. Грохочет набатом, звучит колоколом, разбивает меня на части. Ничего не вижу перед собой, кроме дерущихся чуть дальше мужчин.

Они катаются по земле, рычат и шипят, плюются друг в друга яростью, ненавистью и злобой. Такой острый коктейль, от которого задыхаюсь.

Слишком много тёмной мужской энергетики. От неё крышу сносит.

Уже неважно, кто в этом месиве отец, а кто — самый любимый мужчина на свете. Понимаю одно: я обязана их разнять.

“Я же обещала Тимуру быть рядом”, — звучит в голове.

Закусываю губу, кричу: “Папа, не смей!”

Не надо, папа! Ни в коем случае! Не знаю, что сказал ему Тимур, что спровоцировало драку, но сидеть в тенёчке, наблюдать за мордобоем не получается.

Не буду стоять в стороне, когда перед глазами такие дела творятся.

Перед глазами мелькает тёмный пиджак, и я бросаюсь вперёд, падаю вниз, группируюсь и обхватываю плечи отца.

— Папа, не надо! — ору, что есть мои. Прямо в ухо.

В этот момент ничего больше не существует: только желание остановить этот произвол, сделать всё, чтобы больше никогда самые дорогие мои мужчины не сплетались в древнем танце войны.

Не переживу этого, не вынесу. Они оба, каждый из них — важные для меня.

Я сползаю с отцовской спины, кое-как выравниваюсь, шиплю и становлюсь на ноги. Перед глазами всё плывёт, но боковым зрением замечаю, что папа поднимается на ноги.