Мой невыносимый телохранитель

— Сергей, пойдём поговорим, — Тимур собственнически кладёт руки мне на плечи и притягивает к себе. — Как взрослые люди, а не подростки.

Я оборачиваюсь, всё ещё не сводя взгляда с отца, кладу голову Тимуру на грудь и жду, что скажет папа.

А впрочем, какая разница?

20 глава

В просторной гостинной не хватает кислорода — его заменила злость, витающая в воздухе. Она осязаемая, плотная и душная, из-за неё на меня наваливается бессилие. Адреналин схлынул и теперь хоть плачь.

Я растерянно осматриваю комнату, не знаю, куда деть руки. Что сказать, чтобы разрядить атмосферу? Что сделать, чтобы быть уверенной хотя бы на пятьдесят процентов, что они снова не сцепятся и не превратятся в рычащих голодных хищников, выгрызающих право на территорию?

Тимур подходит, снова становится сзади, и это не остаётся незамеченным: отец раздувает ноздри, щурится и бледнеет от едва сдерживаемой ярости.

— Убери от неё руки, — цедит сквозь сжатые зубы отец, но разве этим можно сдвинуть Тимура с места?

Он лишь наклоняется ко мне и говорит тихо:

— Элла, завари чай.

Вскидываю взгляд, оборачиваюсь, смотрю на тёмные глаза, а в них напряжение и стальной блеск. Слегка качаю головой, всматриваюсь в Тимура, пытаюсь мысли его угадать.

— Элла… — в голосе Тимура нет угрозы, есть лишь неприкрытая уверенность в каждом своём слове. И я слушаюсь.

Только на пороге гостинной оборачиваюсь, смотрю на отца, а он не сводит с меня глаз. Молчит, но во взгляде мелькает что-то похожее на удивление и… разочарование.

От этого становится чуточку больнее, потому я убегаю. Трусливо прячусь в кухне, закрываю дверь, приваливаюсь к ней спиной. Надо заварить чай, да? Не знаю, будет ли вообще его хоть кто-то пить или ограничатся тем, что искупают друг друга в кипятке и накормят заваркой, но мне действительно нужно хоть чем-то себя занять.

Я благодарна Тимуру за идею с чаем — мне это пойдёт на пользу.

Жалею ли я о чём-то? Нет, ни в коем случае. А папа? Перебесится. Если любит меня, рано или поздно поймёт.

Вздрагиваю, когда за стеной слышится громкий голос отца. Командный, раскатистый, а тон нетерпеливый. Он исполняет соло номер и ведёт себя так, словно Тимур ему не друг, не сослуживец и брат по оружию, а подчинённый.

Я знаю этот тон: со мной он тоже бывает так себя ведёт, когда считает, что мне без его мудрых советов и приказов уж точно ни в чём не разобраться. Я же ребёнок ещё, да? Глупый несмышлёныш, которого всё ещё нужно водить за ручку, а не то потеряется.

Только Тимур не из тех, с кем так можно обращаться. Думаю, отец это понимает, просто остановиться никак не может.

Я выхожу из кухни в тот момент, когда отец снова называет Тимура мудаком. Сжимаюсь внутренне, цепляюсь пальцами за края подноса и тороплюсь скорее вернуться в гостинную.