Валька, скрашивая безделье в пути, читала «Пересадку жизненно важных органов в эксперименте» Демихова, купленную по случаю на блошином рынке. А когда девушку никто не видел из посторонних – доставала самоучитель английского языка.
В воображении Лефтерова перспективы были куда скромнее.
Какие бы знания пригодились бы в камере смертников? – размышлял он. – Библия?.. Так вокруг страна Советов – здесь библию не купишь.
Аркадий помнил, что у его бабушки имелась всего одна книга, кажется Псалтирь, напечатанный неизвестным для мальчика алфавитом. Бабка порой облачалась в свой любимый черный платок и, наводя на детей трепет, читала книгу голосом заговорщика. Незнакомые слова звучали как заклинание.
После смерти бабушки книга куда-то делась: не то положили в гроб, не то забрали товарки, кои в последний путь обряжали старуху.
Потому Аркадий читал центральные газеты, кои распахивал с предвкушением катастрофы – он ожидал словно в каком-то иностранном кино увидеть свой портрет на первой странице. Однако передовицы обычно иллюстрировали портретами кремлевских старцев, передовиков, знатных хлеборобов, кои по сезону были в чести. Об ограблении не было и маленькой заметки где-то внизу последнего листа. Очевидно, что их искали молчаливо. Аркадий и мысли не допускал, что о них забыли. Он чувствовал: родина помнит, родина знает.
Также рассуждала и Валентина, но ее мысли были более предметны. Она думала, как уйти от преследования. Быть может, следовало все же залечь, скажем, где-то в Астрахани. Снять комнату на берегу моря, изображать отдыхающих, отсидеться, пока не уляжется… Но уляжется ли?
Имелось такое ощущение, что остановиться – ошибка.
Валька покупала бы билеты только в плацкартные или общие вагоны, где проще было затеряться. Но от усталости и нервного истощения Аркадий стал разговорчив во сне, и требовалось скрыть его болтовню от чужих ушей.
Аркадию снился Пашка – как обычно веселый и задиристый, но с дыркой во лбу. Еще снилось преследование. Погони шли обычно по улицам Жданова, и в них ноги становились непослушными, а воздух вязким как кисель.
Но чаще снилась мама: то дома, то на кладбище. Говорила, что соскучилась, звала…
Открыв глаза, Аркадий часто не мог понять – проснулся ли он. А если этот кошмар наяву – где он, куда несется этот поезд?
– Куда мы едем? – спросил он, продирая глаза, у Вальки.
– Ты был рядом, когда мы покупали билет, – напомнила та.
– Нет, куда мы должны приехать вообще?..
– Я еще пока не знаю, – сказала девушка, переворачивая страницу.
Чтение, меж тем, давалось с трудом. В голове кружили мысли: в самом деле, что делать, куда ехать после того, как…
Отложив книгу, она взглянула на часы: следовало переодеваться. Она стянула рубашку, обнажив свою ничем не стесненную грудь. Она чуть заметно подрагивала в такт с движениями поезда. Бордовые пирамидки сосков венчали это чудо природы.
Аркадий отвел взгляд, сделав вид, что его больше интересует то, что творится за окном.
– Ну что же ты… – сказала с укором Валентина. – Смотри. Тебе же нравится. От меня не убудет, а тебе приятно.