– Неоднозначно. Кто говорит, что она, кто говорит – что сомневается.
– Вы что, не знаете что делать?.. Живо устройте им очную ставку!
–
Это Первое Сентября помнили в школе еще лет десять. После праздничной линейки начался традиционный Урок Мира. Где-то на середине, когда речь пошла о зверствах империалистов и их извечном стремлении к войне, началось самое интересное.
Больше всего повезло неспокойному 7-«В», у которого урок вела Мария Александровна Грекова.
К зданию подъехала милицейская машина со включенной мигалкой – и у многочисленных школьных хулиганов душа ушла в пятки. Но, к их удивлению, с собой милиция забрала учительницу.
Оставшийся без присмотра класс вопреки обыкновению вел себя тихо. Ошарашенные семиклассники перешептывались, пытаясь угадать причину негаданного счастья. На перемене они были героями школы, об обстоятельствах задержания Марии Александровны спрашивали не только иные ученики, но и учителя.
Чем больше времени проходило – тем все более цветастыми, авантюрными становились детские рассказы. Говорили, что при появлении милиции Мария Александровна побледнела, отшатнулась к окну – верно, хотела сбежать. Но этаж был высоким, третьим, и учительница не решилась – все равно бы попала в милицию, но со сломанными ногами.
Сходились во мнении, что ТАМ, конечно же, разберутся, но не имелось бы причины – не забирали на глазах детей.
После уроков собрались на педсовет, и сетовали на то, что так извлекать учителей – непедагогично, и это роняет авторитет преподавательского состава.
– Зато поднимает авторитет милиции, – ворчал военрук.
–
Пока задержанная, как полагали в милиции, была в шоке, ее попробовали расколоть. Но дама вполне оправдала свою школьную кличку и растерянности не показала. На допросе Мария сначала упирала на знакомство с младшим Легушевым, но затем поняла, что это не помогает, что мужик в очередной раз оказался козлом и бросил ее. Причем умудрился бросить первым. Нет-нет, на этого планы девушки были куда более далеко идущими.
В тот день Маша с удовольствием бы выдала Легушева, если б знала о нем что-то криминальное. Но такое ей было неизвестно, и спрашивали все больше про Аркадия.
Поступок Аркаши, меж тем, восхищал Машу. Ей и в голову не могло прийти, что бывший ухажер вообще способен на такое. Если бы в начале лета она знала, что мягкий Аркадий способен на подобную решительность, с расставаниями стоило бы повременить.
Затем с Марией Александровной провели семь очных ставок. Трое присутствовавших на тех посиделках не узнали Машу. Еще один – засомневался. Зато трое утверждали что женщина – та самая, хотя прическа у нее была этакая, а платье – такое… Маша все, конечно же, отрицала. Но, отправленный к ней домой наряд привез похожее платье.
– Что теперь скажете?.. – спросил Данилин.
– Да в таких платьях половина Советского Союза ходит! – в сердцах воскликнула Маша. – А прическа-то! У меня не было такой прически, спросите кого угодно!
Данилин был того мнения, что женщине поменять прическу пару пустяков.
Но ничего конкретного предъявить девушке не получилось. Ее выпустили около трех часов вечера под подписку о невыезде, кою Маша дала не задумываясь. Оставшиеся милиционеры дружно и задумчиво закурили. Дым злых папирос валил из окон так, что кашляли от него и на улице. Мужчины были выжатыми – у кого-то даже на рубашке проступала соль.