И направились они в сторону Рима, без труда пересекли Мессинский пролив, отделяющий Сицилию от Апеннинского полуострова, и двинулись на север.
Всю дорогу они почти не разговаривали. Гавриил был слишком погружён в мысли. Он обдумывал слова Баала относительно его Майи и никак не мог избавиться от этих мыслей в голове, от смятения в душе… Демон посеял в нём семя сомнения. И оно было небезосновательным, как считал Благоев. Бес не болтал бессвязный бред, не закреплённый чем-либо, а как раз наоборот… Каждое его слово было заверено если не одним, то несколькими аргументами. Лесоруб пытался отогнать свои размышления, ведь он человек набожный, но не получалось. Словно заноза в мозгу, в нём засело сомнение в правильности своих дел и наставлений Божьих. Начиная от избавления пороков человеческих и заканчивая спасением души его возлюбленной, Гавриил глубоко внутри себя соглашался с Баалом, но боялся это признать. Благоев молился Господу с вопросами о его жене, а именно: какое решение Он вынесет на Страшном суде её душе? Но ответом на молитвы была тишина. Внезапно Никколо вывел его из раздумий:
– Я, может быть, задам бестактный вопрос, поэтому не гневайся. Я не стану настаивать, если ты не захочешь отвечать. У меня не выходит из головы ваш разговор с демоном. У тебя когда-то была семья?
– Да. Жена и пятеро детей: три сына и две дочери. И все они погибли страшной смертью.
– Мне показалось, или я в самом деле услышал в твоих словах и увидел в твоих глазах чувство вины?
– К нам пришли монголы. Я встал на защиту своей деревни, а семье приказал не выходить из дома. Я вёл бой с несколькими воинами, самонадеянно считая, что наступление мы с жителями отобьём. Стоило бы мне хотя бы секунду обдумать… Надо было жене и детям велеть бежать, а самому удерживать захватчиков, сколько бы смог. Но вместо этого я, увлечённый боем, был сбит лошадью и потерял сознание. А мои родные, благодаря моему наказу, сидели и ждали, когда придёт за ними смерть.
– Я не вижу здесь твоей вины. Ты поступил как настоящий муж и отец – защищал своих людей ценой жизни.
– Я находился в той ситуации и видел всё своими глазами! Мой исход нельзя было изменить, а вот моих родных – вполне. Мы говорили с тобой о том, что когда оборачиваешься назад, то понимаешь, что могло бы всё стать по-другому… Только бывает чаще так, что это понимание приходит слишком поздно, когда ничего уже нельзя исправить.
После сказанного оба замолчали. Никколо не решался что-то добавить или перевести тему разговора, а Гавриил просто хотел помолчать. Так в тишине они и шли, пока солнце не зашло за горизонт. Подойдя к холму, Благоев объявил:
– Здесь мы переночуем. Я вижу, ты сильно вымотался. Надо отдохнуть.
Они улеглись прямо на траву. Погода стояла благоприятная. На небе ни тучки. Лишь только полотно из звёзд покрывало его свод. Лёгкий ветерок приятным дуновением гладил их шеи.
Никколо невольно стал задумываться о том, что находится у себя на родной земле, там, где он родился, провёл какое никакое детство. Ему было чудно осознавать, что он увидит города из камня, людей его национальности. Ведь, проживая так долго в Азии, он так редко встречал европейцев, уже не говоря об итальянцах, говорящих на родном языке. Его охватили одновременно и радость, и печаль. Радовался тому, что наконец прибыл в свои родные края. Но мог ли он называть Италию родиной? Вряд ли. Ведь здесь едва ли его кто-то ждёт. Он тут никак не отличился, чтобы его помнили, разве только воровством. Никколо так давно не ступал на эту землю, что его и след простыл. А значит, тут он такой же чужой, как и везде… В итоге в противовес раздумьям дремота его сморила, и он уснул.
Гавриил же не спал. Он устал о чём-либо думать и просто любовался звёздами, дожидаясь сна. Внезапно он услышал шум крыльев, пролетевших над ним. Его это встревожило, ведь понял, что промелькнула вовсе не птица. Лесоруб резко привстал, опершись на руки, и спустя секунду услышал зовущий голос в голове, который прежде ему не был знаком: «Гавриил… Гавриил…» Его чувства резко обострились. Он стал ощущать прежде неведомое, что-то тёмное, источающее непостижимую мощь и невообразимую силу. Это был не демон, но и вряд ли кто-то из посланцев Божьих. Тихо поднявшись, чтобы не будить Никколо, Благоев направился навстречу к тому, кто воззвал к нему.
Пройдя быстрым шагом более двух часов, он наконец встретил того, кто почтил его визитом. Это явился архангел, чьи крылья были чёрными настолько, что выделялись в темноте ночи. Его нимб когда-то горел ярче звёзд на небе. А теперь свет сокрыт под змеями, что так плотно оплели его. Он был облачён в доспехи цветом как смола, сиявшие даже непроглядной ночью. А золотые узоры, что нанесены на них, как в жилах кровь, текли и возгорались в ритме сердца. Увидев его облик, Благоев сразу понял, что сам гордости отец и князь мятежников небесных почтил его своим визитом.
– Зачем явился, Люцифер?
– Могу ли я оставить без внимания того, кто сокрушить мои дела дерзнул? Кто подданных убил и рвётся дальше в бой?
– Не медли, дьявол! Раз мстить пришёл, так приступай! Своими разговорами оттягиваешь ты намерения визита. Сразимся в поединке и подведём черту этой ненавистной мне истории.
Архангел ухмыльнулся и ответил:
– Мстить тебе? Мне нет надобности в этом. Я явился вовсе за другим… Баал был верен мне и собственным идеям. Ведь он тебе всю правду говорил. Я больше, чем Творец, имею прав на душу той, которую так ты любил. И не заставят долго ждать себя вечность мук её. Но это поправимо… Мне виден в сердце твой огонь, который полыхает в надежде на спасение людей. За самоотверженность свою не зря был избран Вседержителем. Но ты стал понимать ложность тех идей, что так нагло были внушены… Примкни ко мне, и я покажу тебе правдивый путь, узнав который, ты всецело сможешь оценить всю красоту обмана, которому тебя подверг Господь. И не оставлю я тебя в неведенье, как Он, а в тот же миг воссоединю с твоей супругой.
– Нет. От благ твоих я всё же откажусь.