С этими словами Благоев развернулся и ушёл, а дверь на улицу захлопнулась.
Зайдя в дом, Джованни при свете разглядел девушку. Её кожа была болезненно белой. Руки и лицо усыпаны синяками. А вокруг рта пятнами налипла спёкшаяся кровь. Старик чуть не выронил костыли от испуга. Крикнув жене, что отдыхала в другой комнате, они принялись её обхаживать: отмыли, накормили, дали лекарства и уложили в кровать до прихода Гавриила. Когда Оливия уже была в постели, Джованни с Никколо сели за стол, полный еды, на кухне и стали беседовать во время трапезы.
– Я думал, тебя убили тогда в тюрьме… Честное слово, будь я в тот момент хотя бы поблизости, когда ты был пойман, то всю вину взял бы на себя. Чёрт тебя дёрнул идти тогда на рынок… И я не уследил… – с досадой сообщил Гатто.
– Разве я тебя виню? Так сложилось…
– Расскажи мне всё, что было дальше. Мы ведь мыслями тебя похоронили. Чем ты занимался? Где ты жил? Кто эта девушка и тот мужчина с топором?
И Никколо начал свою повесть. Он в течение часа, не прерываясь, рассказывал историю из собственной жизни. Поведал о том, как, сбежал из Рима и дошел до Японии. Он говорил об удивительных для уха Джованни вещах: о народах, об их быте, строениях, природе. Россетти пытался излагать как можно короче свое прожитое время в Азии, но всё равно повесть получилась продолжительной. Когда история дошла до встречи с Гавриилом, то он решил скрыть правду. Джованни услышал от Никколо, что Благоев работящий, честный человек и хороший друг, с которым они работали на судне, а потом вдвоём отправились из Японии в Европу. Что касаемо Оливии, то он рассказал правду: они оба спасли девушку от ужасной смерти, отбив её у инквизиторов.
– Мда… Эти изверги в самом деле много хороших людей замучили, – сказал Джованни, потирая ладонью щетину на лице. – Ну а вернулся ты зачем?
– Я давно хотел увидеть родину.
– Просто увидеть?
– Может быть, останусь жить.
– Но ты уже взрослый человек и должен понимать…
– Что именно?
– Тебя не было около двадцати лет. Кто тебя помнит? Кто тебя знает? Кто тебя ждёт? Пойми меня правильно, без каких-либо обид, но ты в Риме и Италии в целом чужой. Даже если тебя кто-то и вспомнит, то разве обрадуются? Ты последний раз, когда здесь был, отличился как беглый каторжник и малолетний вор. Но даже если опустить эту историю, то кому нужны такие соотечественники? Кому нужны перебежчики? Как мужи заводят семью с иностранками, и вместо того, чтобы привезти их сюда, они уезжают на чужбину, будто здесь плохо и люди не от мира сего. Или, имея богатства, они живут до старости в чужих царствах, где им улыбались лишь за золото. А стоило им только отвернуться, и раздавались плевки в спину, потому что чужой… Тебе ведь это не понаслышке известно?.. А когда в лет шестьдесят начинают это всё понимать и зарождается тоска по родной земле, то, приезжая обратно, они оказываются никому не нужными. Их никто не знает, с ними никто не водит дружбы. Такие люди становятся изгоями дома. Их и на родине никто не ждёт… И шепчутся о них, называя перебежчиками, ровняя по смыслу с предателями. Но твоя история другая, и я её знаю. Но кто захочет её слушать? Кто захочет верить тебе или понять тебя? Не разобравшись, повесят ярлык и спорить не будут… Ты теперь здесь чужой, и уже слишком поздно что-то менять. Не в клеветниках дело и не в неприветливых соседях, а именно в тебе… Потому зря не питай надежды. Просто тебе надо было приехать намного раньше или же обживаться на чужбине… Но не вот так… Да и я уже стар, и недолго жить мне осталось, чтобы помочь тебе обустроиться.
Тем временем, пока происходят эти события в доме Джованни, Гавриил спешным шагом идёт по тёмным улицам города. Он держит путь к дому той женщины, которая донесла на него стражнику. Узнав из его мыслей, где та проживает, Благоев стремительно приближался к месту её жительства. Но чем ближе он подходил к её дому, тем сильнее обострялись его чувства. Поначалу он не мог понять причину их возбуждения. Но когда Благоев достиг места назначения, то увидел женщину в окне того самого дома, ту доносчицу, с которой ему ещё не доводилось встречаться и которая странным образом знала о нём. И, посмотрев в её душу, Гавриил узнал, что она ведьма. Та самая тёмная колдунья, что насылает болезни и бедствия, которая присягнула на службу дьяволу, чьё место – гореть в огне, привязанной к столбу позора.
Почувствовав на себе его влияние, она быстрым движением закрыла ставни на окнах. Благоев ринулся в дом. На бегу, выставив плечо, он вынес входную дверь. Внезапно Гавриил почувствовал, как из соседней комнаты на него нисходит колдовство. Оно должно было свалить его с ног и погубить в течение нескольких минут, но не властна ведьма над мстителем Божьим. Лесоруб одним ударом ноги выбивает дверь в комнату и видит, как перед пентаграммой на полу ведьма читает какие-то заклинания из своей книги в чёрной обложке.
Увидев Благоева, она бросила в него книгу, которую держала в руках, и быстро устремилась в сторону окна, чтобы выпрыгнуть из него. Но как только она захотела прыгнуть, её движения сковала острая боль в груди, похожая на сердечную. Гавриил даже не стал бежать за ней, ведь та боль, которую он наслал, прибила ведьму к полу. Он спокойно подошёл к женщине, корчащейся в агонии, и пнул её в бок ногой так сильно, что она покатилась по полу, впечатавшись в стену. Схватив её одной рукой за грудки, он поднял её над полом, придавив к стене.
– Говори, отродье, что задумала! – сказал он ей, снимая свободной рукой топор с подвязки.
В ответ на это её глаза закатились, лицо будто почернело, речь стала невнятной, а голос – нечеловеческим, каким-то звериным. И увидел лесоруб, как ею овладел нечистый дух.
– Погубить! – жутким, завывающим голосом ответила одержимая. – Возомнил себя сильнее других? Величественнее остальных? Считаешь себя непобедимым, раз крыльями Творца укрыт? Теперь поглядим на тебя, когда душераздирающие крики твоей возлюбленной будут так сильны, что из самой преисподней станут доноситься до твоих ушей. Все увидят крепость твоего духа, когда твои друзья погибнут по твоей вине. Будешь доведён до такого безумия, что, как марионетка, запляшешь в чужих руках. Станешь дуболомом и служить будешь не Божьим духом мщения, а шутом на празднованиях.
– Кто ты такой?