Хасидские рассказы

22
18
20
22
24
26
28
30

— Пустяки! И чего ты так печалишься? Случается и в семьдесят лет тоже…

— Э! — продолжает утешать Ривке. — Бог захочет — и веник стреляет!.. А если и нет, как долго, думаешь ты, он протянет? Не может же человек жить вечно! Такое счастье мне, какой ты будешь молодой и красивой вдовой, — пальчики облизать.

Ривке не желает реб Занвилю дурного, хотя он и порядочная дрянь! Ту жену он тиранил, но она была больная, а я крепка, как орех… со мной он будет обращаться хорошо, и как еще хорошо…

* * *

«Он» возвратился!

Отцу действительно стало лучше, но однажды ему захотелось сухих банок — без этого он боялся выйти из дому. Он чувствует, что от лежачей и сидячей жизни вся кровь скопилась в одном месте. Надо разогнать ее! Кроме того, у него немного ломит спину, а против этого банки — испытанное средство.

Я задрожала, как в лихорадке: ставит банки не сам фельдшер, а его «подручный».

— Ты пойдешь за лекарем? — спрашивает меня отец.

— Что ты? — перебивает мать. — Девушка невеста…

Пошла мать.

— Почему ты так бледна, дочь моя? — спрашивает отец с испугом.

— Так, ничего.

— Уже несколько дней… — допытывается отец.

— Тебе это кажется.

— Мать тоже говорит.

— Пустяки.

— Сегодня, — старается обрадовать меня отец, — тебе будут примерять твои свадебные наряды.

Я молчу.

— Ты совсем не рада?

— Почему же мне не радоваться?

— Ты ведь не знаешь даже, что шьют тебе.