Молния ударила в тихое сердце голубки, и оно воспламенилось…
И страстное желание загорелось в тихой голубке.
По голубому воздушному морю пусть на мощных крыльях орел приплывет — она встретит его с радостью!
Своими орлиными когтями пусть растерзает он молодое сердце ее, орлиным клювом пусть высосет ее горячую молодую кровь — пусть утолит свою жажду.
А то, что останется, пусть бросит, куда пожелает…
Отец спрашивает озабоченно:
— Что ты, дочь моя, так бледна?
С беспокойством заглядывает он глубоко в глаза мои:
— Что горят они так дико?
Мать пристает ко мне:
— Дочь моя, ты ночью плакала во сне? Мокра была к утру подушка твоя — какие видела ты сны?
А из дому выбегу, — меня подруги встречают, окружают, прыгают вокруг меня, пробуравливают своими взглядами:
— Что случилось с тобой, Гомеле? Почему так жжет твое дыхание?
Легче скрыть запах духов, чем расцветшее сердце в груди.
Если когда-нибудь у меня будет кроткая, милая дочка, как у моей мамы, единственная, я буду сажать ее иногда к себе на колени и, тихо гладя ее золотые локоны и глубоко заглядывая в ее голубые глаза, буду нашептывать ей добрые слова, сердечные назидательные речи:
— Хочешь, дочь моя, идти гулять, и есть у тебя с кем — иди!
Но иди днем, в прекрасный яркий полдень, когда сияет солнце!..
Пусть осыплет оно головку твою ярким золотом; тебе нечего стыдиться, бояться его: солнце — верно и чисто!
Но берегись, дочь моя, чар тихих летних ночей… тонкой дрожаще-светлой, серебряной сети, что протягивается в воздухе тихом!..
И чародейка тогда луна, — опасны ее матово-серебряные лучи… Сладок свет ее, и пьется он, как прохладное душистое вино, и опьяняет…