Хасидские рассказы

22
18
20
22
24
26
28
30

Вдруг свежие розы расцветают в груди твоей, и дыхание твое становится душистым.

Вдруг хаос светлых звезд начинает плясать в мозгу твоем и лучиться из глаз твоих…

И голова тяжелеет и ищет плеча для опоры, и уста с устами встречаются — не оторвать!

* * *

Я должна быть настороже перед самой собою, стеречь себя каждую минуту, каждую секунду.

Я должна удерживать ноги, — им хочется бежать в далекий мир.

Я должна крепко держать свои руки вдоль платья, — им хочется хватать звезды с неба и бросать их в мир.

И губы свои я должна до крови закусить, — им хочется возвестить миру великую весть.

И я должна смотреть за занавесками на глубоко-голубых окошечках моих, — в них зарницы вспыхивают… Вечный праздник в сердце моем!

Мама, когда ты была невестой папы, что говорил он тебе с глазу на глаз, гуляя с тобой?

Прекрасна ты, мама, я знаю, была; царицей выглядишь ты теперь, а ведь царевна таит в себе еще больше чар!

Золотом сверкает день твоего лета; как же цвело утро твоей весны?!

Я вижу ведь, как он глядит на тебя еще теперь, думая, что я ничего не замечаю.

Но тогда, тогда что говорил он тебе?

Что говорил он тебе в сладкие тихие летние ночи, когда луна чарует, и серебряно-светлая сеть дрожит в глубокой голубой тиши?

Не говорил ли он тебе, что не луна и звезды светят ему на пути его, а твои глубоко-голубые глаза?

Когда над дрожащей серебряной сетью проносился запах цветов, не говорил ли он тебе, что то пахнут не розы и лилии, а чистая душа твоя?

А по вечерам, когда сладкая, тихая молитва гнезд разливается в гущах замечтавшихся деревьев, не шептал ли он тебе, что слаще, святее и чище звучит единое слово твое?

* * *

С горячими устами я легла, и проснулась в холодном поту.

Меж разорванных клочьев туч, над голыми скалами и бушующими морями носил меня орел средь бурь и ветров.

Сама бескрылая, я соскользнула с крыльев его.