– У меня была твоя подвеска. С цифрой три. Ты обронила ее на дороге.
– На какой дороге?
Я сознаю, что подталкиваю его, заставляю напрягаться, заглядывать в самые отдаленные и потаенные уголки памяти. Но что-то внутри меня боится, что он очень скоротечен – этот проблеск правды, воспоминаний, которых у нас не должно больше быть. Если мы заразились ветрянкой, если мы больны и болезнь лишила нас отчасти рассудка, то этот момент просветления не может затянуться надолго. К полудню все вернется на круги своя: я снова буду Каллой, а он Тео, а цепочка и книга о Лисьем Хвосте останутся лишь ключами к загадке, которую мы никогда не разгадаем.
– На главной… на асфальтированной дороге. Там еще был старый полуобвалившийся сарай. И какой-то паренек сломал руку, спрыгнув с крыши дома, но тот дом давным-давно сгорел.
– Откуда тебе это известно? О мальчике, сломавшем руку? – бросаю искоса я взгляд на мужа.
Он смотрит на меня, но ничего не отвечает. Потому что не знает, не способен осмыслить собственные воспоминания. И теперь уже мой разум смущают коварные вопросы: насколько реально все то, что он помнит? Можем ли мы доверять своим воспоминаниям?
– Я не собиралась теряться, – признаюсь в конце концов я, страшась слез, уже начавших давить мне на веки.
Я помню, как шла по лесу, как заснула на кровати в фермерском доме, который не был моим, но слишком быстро стал знакомым и привычным. Для чего я сюда пришла? Почему отказалась от прежней жизни? Зачем отправилась на поиск Пасторали? Это темное пятно в моей памяти, но мне до сих пор не удается его прояснить.
Тео смотрит на юг, в сторону ворот и сторожки.
– Мы оба забыли, кем были.
Его голос теперь звучит твердо. Похоже, он уверен: правда в том, что мы оба оказались в чужой шкуре. Но сохранили ключи к своим настоящим ипостасям – зарыв в саду или запихнув под матрас на террасе. Какие бы вещи мы ни спрятали, они были призваны помочь нам вспомнить себя!
Я внезапно осязаю грязь, забившуюся мне под ногти, когда я выкапывала яму под кустом шиповника – не на днях, а давно! Мой взгляд рассеянно блуждает по лугу, к горлу подкатывает паника. Я положила на дно ямы сначала книгу. Я помню, как тревожилась о том, что насекомые обгрызут ее страницы, а дождевые осадки, впитавшись в почву, повредят бумагу. И все-таки не стала зарывать ее слишком глубоко, рискуя потом не найти. А поверх книги, почти у самой поверхности земли, я положила крошечную подвеску – своеобразный «надгробный памятник», намек на то, что под ним спрятано еще кое-что.
Притоптав почву, я закрыла глаза и прошептала свое имя, свое настоящее имя: Мэгги Сент-Джеймс. Я произнесла его еще трижды, стараясь запечатлеть в мозгу, в костях и плоти. Я понимала, что начинаю его забывать. А затем вернулась в дом, вошла в ванную, включила кран и, подставив голову под душ, стала смывать с себя грязь, распутывая пальцами мокрые волосы. Они были русыми тогда, но уже отросли, стали падать на плечи. И я силилась что-то вспомнить – ломала голову над тем, как выбраться из этого леса. Я пыталась сохранить память о том, кем была, и громко бормотала: не забывай!
Это одна из последних картин, что я помню из прошлого, которое было до того, как черная пелена – подобно грозовой туче – затмила мне разум и заместила старые воспоминания новыми. Воспоминаниями о детстве в Пасторали, о холодных осенних сезонах, неизменно сменявших лето, о Би – тогда еще маленькой девочке, – с задорным смехом выбрасывавшей камушки из ручья на зыбучий песчаный берег. Она искала плоские, гладкие камушки, чтобы мы принесли их на пруд и она бы показала мне, как далеко научилась их запускать блинчиками по водной поверхности. Но сейчас я тщетно пытаюсь отыскать эту сцену в памяти. Помню лишь, что мне Би рассказывала о камушках – о своих детских забавах. В одиночестве! Меня не было с ней рядом там, на берегу ручья. Я лишь воображала себе детство, проведенное с Би. И теперь я не могу вспомнить ни одной сцены из своей жизни в Пасторали в малолетнем возрасте. Выходит, у меня не было детства в общине! Я провела его в другом месте…
В моем сознании правду исказила кривда. Поврежденный разум вымыслил путаную, бессвязную сказку, и распутать этот клубок очень трудно.
– А что ты думаешь об остальных? – спрашиваю я Тео. – Неужели в Пасторали все позабыли, кем были прежде?
Некоторое время муж молчит, а потом произносит:
– Нет, не все.
– Почему ты в этом уверен?
– Я не уверен. Просто внутреннее ощущение.
ebooksa