Глаза Би красные, воспаленные; нос распухший, лицо и шея покрыты пятнами, как от волнения. Ей явно не по себе. Уж не больна ли она? Сестра молча качает головой, ее босые ступни облеплены толстенной коркой грязи. А когда она наконец поднимает голову, мне кажется, что она меня видит! Ее зрачки расширены! Могу поклясться, она смотрит прямо на меня!
– Это делала я, – бормочет Би, раскрывая зажатый кулак. На ее ладони – нож с затупленным и заляпанным лезвием.
– Что ты делала, Би?
– Я рассекала пограничные деревья.
Мой черед мотать в непонимании головой.
– О чем ты говоришь?
– Я проснулась в лесу… и в моей руке был нож. Я не знаю, откуда он взялся, но я… – голос Би вибрирует, как у птицы, сбившейся с тональности, – я не помню, как делала это. Но руки помнят, я это чувствую. Они помнят, как вонзались в древесину и расщепляли ее.
– Не понимаю тебя. – Мой голос тоже дребезжит. – Деревья больны, это болезнь заставляет их растрескиваться.
– Нет. – Би опускает руку, но все еще не выпускает из дрожащих пальцев нож. – Это я. Это всегда была я.
– Ты устала, – говорю я сестре.
В ее глазах страх. Я пытаюсь протянуть к ней руку, но, уловив мое движение, она вздрагивает и пятится назад, подальше от крыльца.
– Я не устала, – выпаливает Би, ее голос звенит туго натянутой тонкой струной. – Я спала много лет.
Би прикладывает к правому глазу ладонь и морщится:
– Со мной что-то странное. В голове туман.
Я приближаюсь к ней на шаг. А что, если… Может, и у Би – как у меня и Тео – стали проявляться смутные картины воспоминаний? Калейдоскоп совмещенных образов начал расщепляться на части, как старая деревяшка – на щепки?
– Ты в порядке, – говорю я сестре, под веками которой уже собираются слезы. – Отдай мне нож, Би!
У меня самой голова раскалывается. Слишком много параллелей сходится сразу: Би – не моя сестра. Все не так, как нам представлялось. Подбородок Би клонится набок, как будто она обдумывает мое требование. Но затем я слышу:
– Нет, не могу. Он мне нужен.
– Пожалуйста! – Я осторожно, стараясь не спугнуть ее шумом, придвигаюсь к Би. – Ты права, наша память нас обманывала.
В глазах Би неуверенность, челюсти скрежещут.