– О чем вы тут шепчетесь?
Ее дыхание медленное, ровное – так дышит женщина, научившаяся собой владеть и успокаивать свое сердцебиение.
– Вы же знаете, из Пасторали нельзя выходить, – добавляет Фея. – Это слишком опасно.
Мы заучили эти слова наизусть, мы все время живем с этой мантрой. Но из-за нее же мы и умираем – мучительной, ужасной смертью с петлей на шее.
– Я могу безопасно вывести нас на дорогу, – говорю я.
– Как? – спрашивает Колетт
Ее голос такой тихий и ломкий, что едва колеблет воздух.
– Я была в лесу. Я знаю, как пройти по нему, не подцепив ветрянку.
Я слышу, как Фея отступает от меня на шаг.
– Я выходила за нашу границу множество раз, – поднимаю я к ней руки, чтобы Фея убедилась, что я не больна. – Я ни разу не заразилась гнилью.
– Как? – удивляется Фея.
Как же мне донести до них мысль, звенящую в голове? Похоже, придется солгать, чтобы их убедить. Ведь скажи я им, что ветрянка – совсем не то, чем мы ее считаем, и бегство через лес не грозит нам заражением, они решат, что я сошла с ума… И я лукавлю:
– Я брала с собой пучок шалфея. И я слышу, как трескаются деревья. Я знаю, какие из них болеют. И знаю, как держаться от них подальше.
Ступни Феи неуверенно шаркают по деревянному полу.
– Ребенок не перенесет такое путешествие. Время для нее упущено. Она не выживет в дороге.
Я перевожу глаза на Фею. В надежде, что смотрю именно на нее, что она поймет: другого выхода у нас нет.
– Мы не пойдем пешком, – объясняю я. – Мы поедем.
– На чем?
– Тео нашел на дороге, у самой границы, пикап. Он простоял там недолго. И должен быть на ходу.
Я сознательно умалчиваю о том, кому этот пикап принадлежал раньше и как он здесь оказался, а также о том, что Калла – не настоящая сестра мне.