Мрачные сказки

22
18
20
22
24
26
28
30

– Твоей вины в этом нет, – бормочу я ей вслед.

Но, похоже, Би меня не слышит. Или ей мои слова не важны. Медленно поднявшись по лестнице, она продолжает путь по коридору к своей комнате. Еще несколько секунд – и я слышу, как она падает на кровать; придавленные пружины пискляво поскуливают. Би проспит до вечера, до собрания. Она нуждается в отдыхе.

Какое решение ни принять, с ним согласятся не все. Ребенок болен. Кто-то вызовется пойти за помощью, за врачом или лекарствами, которые мы не можем изготовить сами. А кто-то… кто-то попросту захочет выйти из Пасторали. Навсегда…

* * *

Члены общины сидят полукругом, лицом к сцене. Дующий с севера ветер колышет дубовые листья дерева Мабон, дождевые тучи грозят затянуть все небо. Но собравшиеся не хранят молчание и не переговариваются вполголоса, как обычно, – они пылко обсуждают вставший на повестку вопрос. Некоторые даже кипятятся, спорят с раскрасневшимися лицами, возбужденно жестикулируя.

Мы с Тео сидим позади. Я не могу найти место рукам. Мне до ужаса дискомфортно. Беспокойство и нервозность не позволяют расслабиться. Это собрание пройдет иначе, чем все предыдущие. И у меня такое ощущение – слабый, почти незаметный зуд, – что с сегодняшнего вечера уже ничто не будет как прежде.

Я ищу глазами Би, пристроившуюся у какого-нибудь дерева неподалеку – сестра не любит сидеть вместе со всеми, предпочитает держаться в сторонке, куда не долетают общий гул и стуки множества сердец и где ей легче различать голоса. «Когда звуков слишком много, – призналась она мне однажды, – я не могу выделить отдельный голос. Помехи, как грязь, забивают его». Но сестры нет ни у дерева, ни на углу нашей кухни, где я привыкла ее видеть. Должно быть, она в другом месте.

Со стороны изгороди, ограничивающей кукурузные поля, появляется Леви. «Он что, бродил там, размышляя?» Поднявшись по короткой лесенке, он проходит к центру сцены: руки в карманах джинсов, голова слегка наклонена. Такое впечатление, что, почувствовав встревоженность и возбуждение людей, Леви тщательно взвешивает слова, которые собирается произнести.

Нашему вождю сейчас не позавидуешь: ему предстоит решить судьбу новорожденного ребенка, дочки Колетт. Люди смолкают, их лица поднимаются, тела выгибаются вперед. Всем хочется услышать о младенце с крохотным, но уже тяжело больным сердцем. Прошло уже много лет с того момента, как смертельно заболел один из членов нашей общины (если не считать нескольких стариков, чье время и так вышло).

Я тоже склоняюсь вперед, руки наконец-то замирают на коленях.

– Я знаю, у каждого из вас свое мнение о том, как следует поступить, – начинает Леви, потупив взгляд в пол сцены.

Это признак его человечности, свидетельство того, насколько он уважает своих людей. Брови Леви сведены к переносице, и выглядит он как человек, отягощенный таким бременем, какое никому из нас даже не снилось.

– Однако мы должны принимать во внимание не одну жизнь, а многие жизни. У нас здесь целая община.

Леви обводит глазами толпу, и даже те, кто еще продолжал перешептываться, разом затихают. Задувший над площадкой ветер теребит волосы, обдает холодком кожу. Я ловлю на себе блуждающий взгляд нашего предводителя, а потом он быстро отводит его за Круг. Леви ищет мою сестру; он нуждается в ее поддержке, в том спокойствии, которое она в него вселяет. Би нужна, необходима Леви, но сестра куда-то запропастилась. Ее нигде не видно ни мне, ни ему.

– Большинству из вас известно, – продолжает Леви, сосредоточив взгляд на переднем ряду собравшихся, – что в нашем полку прибыло: прошлой ночью в Пасторали родилась девочка. К сожалению, родилась она преждевременно, слишком рано, и она нездорова.

Кто-то покашливает, кто-то начинает ерзать, деревянные скамьи противно поскрипывают под ними. А кто-то еще – сидящий у сцены – заговаривает. Резкий женский голос буквально рассекает воздух:

– Мы не можем допустить, чтобы этот ребенок умер.

Судя по всему, это Бирди. Да, это она! На затылке подруги гнездится сколотый булавками пучок из кудрявых седых волос. И ее выступление ожидаемо. По крайней мере для меня. На прошлом собрании Бирди спрашивала про тысячелистник, ее нервы взвинчены – она боится, как бы ее сын Арвен не заболел. Но она так и не пришла в наш дом за свежим имбирем. Возможно, испугалась, что ее увидят другие члены общины, а они бы наверняка полюбопытствовали, что случилось. А может быть, подруга осознала, что от ветрянки это средство не спасет и предложила я его ей только для успокоения.

Несколько человек кивают, другие неодобрительно бурчат. Они не согласны с мнением Бирди. Поза Леви меняется. Но он не напрягается. Наоборот, он явно расслабляется:

– Я знаю, некоторые из вас считают, что нужно пойти в городок за лекарствами или врачебной помощью. Но я заверяю вас: Фея делает все возможное, чтобы спасти малышку.

Люди начинают переговариваться. Воздух от повисших в нем вопросов становится удушливым. Я верчу на пальце обручальное кольцо, не в силах стряхнуть с себя нервозность. А потом – под стать Леви – обвожу толпу взглядом в поисках Би.