А я не знаю, что ей сказать, как позабыть о тех семи годах, что я фактически провела в заточении, не помня, кем была на самом деле, тогда как мать точно знала, где я находилась. Я испытываю к ней и гнев, и жалость. Мне хочется обвинить ее, но я понимаю, что не смогу. Мне тоже есть в чем раскаиваться. И я тоже ответственна за то, что произошло.
Мама опускает голову. Похоже, собирается с мыслями и подыскивает слова.
– Мне нравилось там жить какое-то время. Я думала, возможно, и тебе там тоже понравилось.
Я подношу руку к цепочке на шее, пересчитываю крошечные серебряные книжечки, пытаюсь отыскать в хаосе, захлестнувшем сознание, положительные моменты, стоящие жизни в Пасторали.
– Она стала мне домом, – признаю я.
Это правда. Несмотря на то что изначально я не планировала остаться в общине, несмотря на то что обманом Леви удержал меня там на семь лет, Пастораль стала моим домом. В метафорическом смысле она оказалась бальзамом для моей надломленной души. Я забыла все, что оставила во внешнем мире: мать, мальчика, погибшего во время поисков обители, существовавшей лишь в моей голове, и даже причину, по которой я приехала в Пастораль, – желание найти родного отца, Купера. Человека, умершего задолго до моего прибытия.
– Когда ты была маленькой, я часто рассказывала тебе разные истории, – заговаривает снова мать. – Это были сказки о лесе и пропавшей в нем девочке. Я их слышала в Пасторали. – Губы матери кривятся в усмешке, почти улыбке. – Возможно, поэтому ты написала свои книги о Лисьем Хвосте. Ты описывала в них лес Пасторали, только не сознавала этого.
– Это ты рассказывала мне эти истории?
Вот теперь пазл складывается. Мамины слова – как связующая нить. Когда я была маленькой девочкой, она рассказывала мне байки о фермерской дочке, жившей в лесу. Когда я выросла, я положила эту историю в основу своих книг. Но ее знала не только я. Ей воспользовался также Леви, чтобы придать своей лжи достоверность, убедить нас, будто лес инфицирован спорами погибельной болезни. А в действительности та девушка, дочка фермера, скорее всего, просто гуляла по лесу и, заблудившись, не вернулась домой.
В чужом пересказе сюжетная линия этой истории изменялась, она обрастала новыми подробностями и в итоге становилась совершенно иной – как частенько бывает с историями. Я не свожу с мамы глаз. Ее лицо потихоньку розовеет, но взгляд отсутствующий; похоже, она тоже вспоминает время, проведенное в том лесу.
– Сейчас Пастораль уже не та, какой ты ее помнишь, – говорю я. – Люди там живут в страхе.
Мать снова бледнеет, она озадачена.
– Чего они боятся?
– Болезни… Мы все эти годы страшились вязовой ветрянки. А как выяснилось, в реальности ее не было.
– Я не понимаю, о чем ты…
Не будь я такой истощенной и настолько поглощенной собственными мыслями, я бы расплакалась. Или закричала. Но я лишь молча взираю на мать, сидящую в гостиничном номере. В номере, который мой мозг воспринимает как промежуточный пункт между прежней, привычной и новой, еще не известной мне толком жизнью.
– Да, верно, ты не понимаешь, – наконец обращаюсь я к матери. – И никогда не понимала. Но я не та дочь, что ты вырастила. Я другая. И мне кажется, что я впервые сознаю сейчас, кто я.
– Мэгги… – прикасается к моей руке мать.
Как же редко она протягивала ко мне руки в детстве. Лишь тогда, когда я болела. И только для того, чтобы отвести упавшую на лицо прядь. Она дистанцировалась от меня. И теперь я знаю почему. Она видела во мне того человека и то место, которые старалась забыть. Прошлое, которое пыталась стереть из памяти. Я была чужой в своем собственном доме.
Я заглядываю в светло-голубые немигающие глаза матери, и мне становится ее искренне жаль: она так долго хранила свою тайну, приоткрыв мне завесу над ней лишь чуть-чуть, когда я была еще ребенком. Не удержавшись, она поведала истории, укоренившиеся в моем сознании так глубоко, как будто лес и Пастораль всю жизнь призывали меня: «Вернись!»
ebooksa